Кофемолка

Даже если отвлечься от театральной своевременности ее появления, напоминавшей якобинскую комедию, я никогда не слышал, чтобы вопрос ставили таким образом. Обычно звучало осторожное «Нет ли у вас вакансии?», и рука робко тянулась в рюкзак за помятым резюме. Ее прямота мне понравилась.

— Все возможно. А вас можно? В смысле, с документами у вас все в порядке? — поправился я.

— Можно. Я из Квебека… — Ага! — …но разрешение на работу у меня есть.

— Вы в каких-нибудь кафе раньше работали?

— А то.

Я подождал несколько секунд. По идее дальше должно бы последовать пояснение, в каких кафе она работала. Этой информацией, как вскоре стало ясно, гостья делиться не желала.

— Не хотите назвать парочку?

— Не особенно.

Это мне тоже показалось довольно милым. Входная дверь открылась и закрылась, но я не потрудился выйти проверить, что там творится: я знал, что это уходит Рада. Мы уже месяц не видали ни одного посетителя в такой поздний час.

— А о венском кофе вы что-нибудь знаете? И вообще о кофе?

— Н-нет. — Она меняла тактику: скрывала хрипотцу, педалировала трепетность. Ее голос подпрыгнул на октаву. — Но я очень быстро учусь.

Я решил, что именно прозрачность и неуклюжесть ее уловок выдает настоящее желание попасть на работу. Интересно: с девушками из «Будильника» я сразу заподозрил, что за их напускной простотой кроется какой-то злой гений, а здесь мне это даже не пришло в голову. Удивительно, как много мыслей не приходит в голову, когда перед вами стоит двадцатилетняя француженка, пусть канадская, в сетчатых колготках. И как много приходит.

— Да, кстати, — спохватился я. — Как вас зовут?

Она расплылась в ухмылке. Она поняла, что на работу ее берут. Она знала это уже несколько минут. Наверное, с момента, когда я покраснел на фразе «А вас можно?». Вопрос о ее имени был фактически равносилен подписанию контракта.

— Карина.

— Семь долларов в час для вас приемлемы? — Рада получала восемь пятьдесят.

— Ну, на крайняк, — сказала Карина, кое-как соорудила сокрушенное выражение лица, но тут же разулыбалась опять и даже запрыгала на месте. — Ладно! Но только пока вы не поймете, насколько большего я заслуживаю.

Теперь я должен был рассказать жене, что в одностороннем порядке уволил Раду и нанял другую баристу через десять минут после того, как она отлучилась с Кайлом. И что новое прибавление к семье «Кольшицкого» — двадцатилетка с нулевым опытом. И нулевым размером.

Я надеялся, что мне удастся дать Нине отчет о событиях вечера, не представ при этом кобелем или ослом. Экономия полутора долларов в час задним числом придавала моим действиям логику.

Когда я пришел домой («Дорогая, я…»), Нина уже играла в «Шарики». Последнее время она проводила почти по два часа в день, складывая цветные шары в ряды. Она играла со звуком — какофонией цензорского писка, спортивных свистков, стеклянного звона и кассового дребезжания.

— Кайл знает потрясающие вещи, — объявила она, не отрываясь от игры. — Я многому научилась.

— Кайл? Потрясающие? — спросил я. — Это все равно что сказать «я только что съела изумительную галету».

— Ох, заткнись, — пробормотала она, без сомнения наслаждаясь Свинтонским закулисным преклонением.

— Я нанял новую девушку, — выпалил я.

— Что значит нанял? Прямо сейчас?

— Я не имею в виду, что их теперь две. Я отпустил Раду. Из экономии. Новенькая дешевле. — Я повысил голос. — Ты же этого хотела, правильно?

Нина поставила игру на паузу и развернулась.

— Но мне нравилась Рада.

— Ну что ж. Ты ее без меня наняла, я ее без тебя уволил.

— А посмотреть на новую девушку я хоть смогу?

— Конечно, сможешь, — я смягчил тон. — Еще абсолютно ничего не решено. Я просто сказал ей зайти в среду… и пятницу.

— На пробы? Или за деньги?

— На пробы… Платные пробы.

— Так чем это отличается от найма?

— Слушай, я уже извинился.

— Когда?!

Я оттеснил Нину и сел перед компьютером проверить почту. Удалил строгое письмо от электрической компании. Неоплаченные счета за электричество валялись в «Кольшицком» с сентября. Я мельком подивился, как мы дошли до жизни, в которой это было последней из моих проблем.

— Односторонность решения меня не волнует, — сказала Нина, хотя это было явно не так. — Я просто удивлена, что ты так темнишь. Она работать умеет? Опыт у нее есть?

— Да, конечно. То есть она… крайне молода.

— Насколько?

— Крайне.

— Господи. Ей что, двенадцать?

Во второй раз за вечер я почувствовал, как к горлу подкатывает затхлая волна всепоглощающей, бесцельной ярости. Я сглотнул ее, как смог, и тихо объяснил Нине, что нет, нашей новой баристе не двенадцать, что мое нововведение сэкономит нам 450 долларов в месяц, $1,50×10×30, и что именно эта мера, вполне возможно, поможет нам свести концы с концами в ноябре, и если она с данной мерой не согласна, то не желает ли она предложить другой, более привлекательный, более человечный способ сократить наши расходы, не снизив при этом уровень обслуживания, и если она может предложить такой способ, я был бы счастлив ее выслушать. Счастлив.

Вместо этого Нина просто расплакалась. Какой же это конструктивный диалог, скажите на милость?