Когда ад замерзнет

— А говорит о каком-то трупе, и что его надо перепрятать, потому что мусора, дескать — вот они, рыщут… в общем, чушь какую-то.

— А, так это на него убийства так повлияли. — Роза беспечно махнула рукой. — Ты уж извини, Зоя, но Лешка твой — алкаш последний, проспится — на том и закончатся все его разговоры, снова будет бродить, клянчить сто грамм. Вообще не понимаю, что тут обсуждать, да еще среди ночи.

— Он копает в подвале.

Это забавно, если учесть, что пол там, насколько я помню, каменный.

Похоже, Роза это помнит тоже, потому что ее данная информация откровенно забавляет.

— Да пусть копает, умается — и все. Зоя, ты знаешь, мне рано вставать…

— Да поняла я. — Соседка обиженно надула губы. — Конечно, пришлую приютила сразу — и то ей, и се… хотя тут понятно, твои же дети нахулиганили, а как мне что надо… А она, видала, не промах девка, уже свекровкин старинный комод к себе утащила.

— Не утащила, а купила. — Роза уже сердится. — Все это знают, Лешка твой сам ей навязался, своими ушами слышала, так что не надо на человека напраслину возводить.

— А чего — напраслину. — Тетка уже срывается на крик. — Ты погоди заступаться, она же мало того что комод за копейки взяла, но еще так подлезла к этому безмозглому алкашу, что Лешка ей свекровкину карету отдал. Помнишь, игрушки были у нее старые, карета в камешках, лошади с кисточками да яйцо пасхальное на поляне, в цветах, из блестящих камешков выложенных? Всегда на полке стояли, камешки эти стеклянные блестели — помню, в детстве бегали смотреть, такая красота, казалось, — а оно ничего не стоит, на свадьбу нам отдали яйцо на полянке, так моя мать потом случайно уронила, и все вдребезги, дешевка. Ну, а так-то оно что-то да стоило, а Лешка, дурак блаженный, отдал забесплатно, говорит — подарил хорошему человеку, а тебе шиш, мать не хотела, чтоб та вещь тебе досталась, а велела подарить хорошему человеку на память, и я, дескать, новой соседке подарил на новоселье, как мать и хотела. Свекровушка всю жизнь меня ненавидела, вот даже и с того света мне нагадить сумела, а ведь я, может, продала бы ее, игрушку эту, хоть какие-то деньги в дом, видала, как люди умеют подлезть…

— Лешка полный хозяин дарить что хочет кому ему хочется. Это его наследство, от матери, и если…

— От матери, много ты знаешь! — Зоя зло рассмеялась. — Думаешь, не знаю, чего ты эту тощую жирафу защищаешь? Твои дети наделали беды, вот ты и заступаешься за нее, чтоб она в полицию не подала на них. Небось так-то на учет бы их взяли, да теперь…

— Ты говори — да не заговаривайся. — Роза вдруг стала стеклянно-злой. — Да, мои дети виноваты, и мы с Мишей сделаем все, чтобы это как-то исправить, и нам ужасно стыдно, особенно оттого, что она, похоже, и не думает обижаться на нас. А ты со своим алкоголиком всем уже поперек горла давно. Чего ты с ним носишься? Чего жалуешься? Не нравится так жить — разведись с ним, и все, пусть съезжает обратно во флигель, а живешь — значит, нравится тебе так жить, тогда и не ной. И обижайся на меня сколько хочешь теперь, но у меня такое мнение. Твой муж выбрал водку, ну так это его выбор, мы-то здесь каким боком. А что продал материны вещи или даже подарил, так тут он в своем праве, тебе кто угодно это скажет, да ты и сама это знаешь, а не то колотилась бы уже в ее двери и орала «отдай обратно». Можно подумать, я тебя не знаю, ты ж из горла готова выдрать, до того жадная, да только вот тут руки коротки оказались, Лешка сам сказал — подарил, на трезвую голову притом, как мать покойная велела, и разговаривать тут не о чем, раз уж Митрофановна перед смертью ему так сделать приказала. И все это слышали, вот ты и злишься, что назад отобрать не можешь, жадная ты до ужаса, ведь плевая игрушка в стекляшках, сама же это знаешь, а все равно заграбастать пытаешься и злишься оттого, что на этот раз дело твое не выгорит. Ладно, мне вставать рано, Зоя, и уж меньше всего я хочу будить своего мужа, который пашет как проклятый, чтоб семью прокормить, делать ему нечего — среди ночи в подвал спускаться да алкаша твоего в чувство приводить.

Ну, по ходу, я тут согласна с Розой полностью. Я и сама презираю разных алкашей, торчков и прочих типа невинных, но зависимых, потому что это безмозглая биомасса, способная на любую гадость или преступление. От них пользы никакой, как от маминых мопсов, но при этом собачки гораздо меньше раздражают. И если в реке у меня на глазах будут тонуть алкоголик и мопс, то я спасу мопса. Если вообще решу спасать… но нет, мопса спасу, животные ни в чем не виноваты, даже такие бесполезные и уродливые.

Кстати, мопсы остались у тетки. Ну, типа, это память о безвременно ушедшей сестре и бла-бла-бла. Думаю, они уже в собачьем раю. Или с мамой в ее раю, она этих уродцев реально обожала.

Роза щелкнула замком и умелась на кухню, налила себе воды и шумно вздохнула. Потом свет погас, и заскрипели ступеньки — Роза ушла спать.