За эти два дня мы с мелким дочитали книгу о Мэри Поппинс и даже кое-как обсудили ее. Он понял ее примерно так, как поняла ее я, когда мне было семь лет. У него возникли те же вопросы, что возникли у меня, и я ответила на них отчасти так, как ответила мне когда-то мама, а отчасти — как я поняла впоследствии сама.
Вампирская тема больше не поднималась, эту часть отношений мы с ним выяснили.
Так что мы отгородились от всех на Вишневой улице, и я как-то успокоилась. А сейчас уже и ноги не так болят, так что в ванную я могу пройтись, осторожно ступая на неповрежденные участки. Ходить все-таки гораздо лучше, чем ползать, а вот если бы я была вампиром, то умела бы летать. Вот хотела бы я уметь летать, и если бы я нашла ржавую лампу с джинном, то моим первым желанием было бы умение летать, а вторым — умение становиться невидимой.
Но сказки тем и паршивое чтиво, что они просто выдумка.
Сегодня отличная ночь, чтобы полетать — на улице туман, а я обожаю туман. Знаете, в тумане все совсем не так выглядит, и фонари кажутся окутанными какой-то легкой субстанцией, и звуки какие-то другие. Если бы я была вампиром, ничто не удержало бы меня от полета над ночным городом.
Или хотя бы прогулялась сейчас. Даже пешком.
Я подхожу к окну ванной и смотрю, как туман клубится вокруг светящегося фонаря. Ночь совсем уже настоящая, часа два, не меньше, и улица пуста. Свет я не зажигаю, иначе ничего не увижу снаружи, а вот если стоять в темном помещении, то в окно отлично видна улица. И там пусто.
Или не совсем.
Какой-то силуэт выныривает из ворот напротив, и я не могу рассмотреть в тумане, кто это — но этот кто-то одет в темное. Не костюм, конечно, но и не спортивная одежда. Лица не видно, да и что глядеть, когда я из-за тумана вообще ничего толком рассмотреть не могу, тем более что фигура пропала из виду. Я подошла к раковине, но черт дернул меня оглянуться.
Хорошо, что раковина и толчок находятся вне видимости из окна, если заглядывать с улицы. Это логично, потому что — ну как это: моешься или на толчке сидишь, и любуйтесь, граждане. Нет, тут все по уму устроено, в окно прохожий увидит только ту часть ванной, где корзина для белья и специальная дорожка, ведущая к двери. А я сейчас прижалась к стенке, и мое сердце выскакивает из груди, потому что кто-то смотрит в ванную, прижавшись лицом к стеклу, и мне виден силуэт, но не лицо, словно его и нет.
Блин, страшно так, что я дышать перестала.
Я отодвинулась как можно дальше от окна, чтобы меня уж точно не увидел тот, кто заглядывает в окно. Зачем вообще в ванной окно, в которое можно заглянуть прямо с улицы? Я еще днем это обсудила сама с собой. Нет, с одной стороны — на подоконнике вазоны с цветами, и пальма на полу, им нужен свет. А с другой — как-то неуютно.
Вот в моей кладовке было охренительно.
Я не знаю, могу уже выйти или нет. Ведь едва я ступлю на дорожку, ведущую к двери, как меня станет видно. А сейчас я не знаю, там он или нет, никаких звуков он не издал, я не слышала не то что шагов, а даже и шороха. А ведь чтобы заглянуть в это окно, ему нужно как-то влезть на высокий цоколь, а такое не сделаешь бесшумно, и днем тоже так не сделаешь, потому что кто-то обязательно увидит.
А сейчас ночь, и кто-то смотрит в окно с улицы. Или — смотрел, но как понять, там он сейчас или уже нет.
В стекло постучали, и я сползла по стенке и вжалась в угол под умывальником. Так страшно мне еще никогда в жизни не было.
Стук повторился — тихий такой, словно царапанье. Как будто когтями или чем-то твердым, например, ножом.
Я уткнулась лицом в колени, обхватила их руками и замерла. Меня здесь нет. Я на Вишневой улице, в саду мистера Бэнкса, и Робертсон Эй тарахтит своей газонокосилкой, дармоед. И вокруг просто безопасная тихая улица, в доме няня Мэри Поппинс собирает на прогулку близнецов, а Джейн и Майкл уже напялили свои клетчатые жилеты и маются в ожидании: сегодня они пойдут в парк.
Я бы сейчас тоже не прочь оказаться в парке, да где угодно я не прочь бы оказаться, лишь бы не здесь.
Свет вспыхнул за пределами моего убежища.
— Эй, ты что? Линда, тебе что, плохо?
Это Роза, да что ж ей не спится-то! Но теперь уж точно тот, что за окном, ушел. А еще теперь он знает, что я была здесь и видела его. И даже если я сто раз скажу, что не рассмотрела его, он мне не поверит.
Хотя, возможно, это просто какой-то хулиган.
— Линда!
— Тише, перебудишь всех. — Что за манера лезть во все щели! — Нет, просто присела на пол, сейчас встану и пойду спать.
— С чего это ты удумала садиться на пол? Тут холодно, ты простынешь.
Ага. И умру от пневмонии. Или еще от чего-то.
— Так что-то, стало грустно…
— И тебе нужно замкнутое пространство, чтобы ощутить себя в безопасности. — Роза помогает мне подняться. — Тетя Лутфие мне рассказала, да. Это психологическая травма такая, но ты у нас в безопасности. Хочешь, я тут с тобой останусь?
— Нет, не стоит. Просто накатило, и уже все в порядке.
Совершенно не нужно знать Розе, что я кого-то видела за окном, потому что она может кому-то об этом сказать, а что знают двое — знает и свинья.