Когда ад замерзнет

Нужно будет узнать об убитых побольше. Ведь не всегда они были плюгавыми пьяницами, провонявшими невесть чем и дешевыми папиросами. Когда-то они были детьми, потом прыщавыми подростками, потом молодыми парнями, франтовато одетыми и озабоченными. Им казалось, что перед ними целый мир, и жизнь играла яркими красками, и никто из них не думал, что станет в будущем просто презренным алкашом, валяющимся на улице в луже собственной мочи и блевотины. Нет, они думали, что сделают в жизни что-то важное, но правда заключается в том, что значительные вещи требуют соответствующих усилий.

Вот я уверена, что каждый хоть раз в жизни смотрел на успешных людей с завистью и думал: вот у него оно само все вышло, свезло просто, а у меня все впустую. Так я вам, граждане, скажу так: никто не знает, как шел к успеху тот или иной человек, какие в его жизни были тяжелые моменты, а они были, они у всех случаются. И если человек, несмотря на все препятствия и неудачи, все равно продолжает гнуть свою линию, не опускает рук и не сдается — у него все получится. А тот, кто завидует чужому успеху и ноет — вот, дескать, свезло! — тот в какой-то момент сдался. А то и вовсе просто жил, не имея внятной цели и желая просто вдруг разбогатеть, например. Чтоб вот само, по щучьему, блин, велению. Так вы, дятлы, хоть щуку пойдите поймайте, так и этого же нет, только нытье — а вот я… а у него-то!

Таких людей очень много — без цели, а если нет цели — нет ни достижений, ни успеха. Биологическое существование продолжается, а состояться в жизни не выходит, и потом приходит какое-то внутреннее отчаяние, которое многие топят в стакане. И все эти алкоголики — это и есть бесцельно и бесполезно существующая органика с претензией на непонятость. И хотя ни один из них никогда не думал, что окончит свои деньки на тротуаре этой самой улицы, с вырванным горлом и непонятным анамнезом, но получилось именно так.

И, может статься, все они это заслужили, но дело в том, что я против такого решения проблемы.

Нет, я не против убийства как способа разрешить непримиримые противоречия. Это древнейшее, проверенное временем средство получить желаемое. Вернее, теоретически я против, а практически понимаю, что любого человека можно загнать в угол так, что он последует примеру отца всех убийств, прародителя нашего Каина.

Хотя, безусловно, заповедь на этот счет однозначна.

И Виталик Ченцов отчего-то снова сидит в кресле у столика, хотя я точно знаю, что он умер.

— Тебе что, памятник не понравился? Ну, так твоя распрекрасная жена тебе и такого бы не поставила. И никто из твоих девок тоже не стал бы, имей в виду.

Я отворачиваюсь и засыпаю, присутствие Виталика меня не тревожит — я не Скрудж, мою бессмертную душу спасать не надо. Если я и попаду в ад, то никак не за жмотство.

— Вставай, что ли.

Я вообще не выспалась, ночные приключения меня вымотали. Но Роза непреклонна — и я открываю глаза. Виталика в кресле нет, и это радует.

— Надо таблетки принять.

Ноги мои распухли, пульсируют и болят, но в ванную я попробую сходить, а не сползать — если ступать на неповрежденные участки…

— Шов разойдется, перестань. — Роза качает головой. — Вот, тетя Лутфие готовила шурпу, тебе принесла. Ешь, а потом лекарства примешь. Как спалось?

— Нормально, спасибо.

Учитывая, что я сплю в чужой гостиной, я ничуть не покривила душой. Ночную болтовню с вампироборцем и визит Виталика я оставлю за скобками, многие знания — многие печали, а печалить Розу я не хочу, она мне активно симпатична.

— А Мишка весь изнемог — ждет, когда будете читать дальше. — Роза подает мне толстостенную плошку с каким-то варевом, пахнущим очень вкусно. — Увлекла ты его, а то вечно торчал перед компом, все мультики какие-то или игры, а тут я глазам своим не поверила — сидит, слушает, да так заинтересованно.

Потому что ему, наверное, не предлагались нужные книги.

У нас дома были книги — мамины и папины, из их детства. И новые тоже были. Я просто брала их с полок по мере взросления, они были так расставлены на полках, что дотянуться я могла всякий раз до книг, подходящих мне по возрасту. Я брала их с полок и уносила в свою комнату, ставила на свои полки — с тем, чтоб уже никогда не расстаться с ними.

Сестры этих книг не читали. Им покупали какие-то бесконечные приключения, все эти книжки «для девочек», «для маленьких леди», и журнальчики такие же. Ну, что поделаешь — каждому свое в этой жизни, и так случилось, что книги, стоящие на полках в нашем доме, читала только я — ну, и родители, конечно. Потребность в чтении у них была огромной, а потому книги отправились со мной в мою новую жизнь. Так, словно вместе с ними со мной остались мама и папа.