Когда ад замерзнет

Он молча ушел, я слышу его шаги, потом скрипнула дверь — наконец угомонился.

Да, очень трудно жить, когда умерли все, кто был важен.

Ну, Виталик с отстреленной головой меня особо не впечатлил, кстати.

Думаю, в свой последний миг он ужасно удивился — так, словно он взаправду считал, что его поступки вполне нормальны и никого не раздражают. И сейчас я думаю, что он так и не понял ничего. В его системе ценностей отсутствовала щепетильность в отношениях. Ну, делов-то — по очереди оприходовал всех сестер, что такого. Я уверена, он даже не понимал, что в этом плохого.

А вот Лизка понимала и выразила свое неодобрение вполне выпукло.

Я думаю, на зоне ей норов-то укоротят, но могу себе представить, как она там будет устраивать истерики, обнаружив, что никто не принимается мигом бросаться исполнять ее хотелки.

А дом отобрала двоюродная тетка.

Вот как выставила я ее из дома, так ее и не было, явилась только на похороны, а как Лизку загребли в СИЗО, она тут как тут. Тетя Лена, мать ее за ногу, мамина двоюродная сестра. Боже, как ж она была похожа на «девочек»! Глядя на нее, я точно знала, как будут выглядеть «девочки» лет через тридцать, и это понимание грело мне душу.

Гены вообще странно группируются внутри нашей семьи. Вот взять нашу маму, она была милой миниатюрной брюнеткой — смуглой, с немного раскосыми искристыми карими глазами в длинных ресницах, всегда одевалась в какие-то этнические балахоны, любила открытые сандалии на плоской подошве и широкополые шляпы, которые делала сама, украшая их кучей искусственных цветов. Она выглядела именно так, как должна выглядеть художница в представлении обывателя. Она и была художницей, просто ей некогда было рисовать. Но она всегда была стройной и очень стильной, а вот тетка — та нет. При всем их внешнем сходстве она была похожа на разжиревшую крысу. И, судя по родству душ, «девочки» обещали со временем превратиться в таких же.

А мой папа был высоким блондином с отличной поджарой фигурой и большими задумчивыми серо-голубыми глазами, которые я унаследовала вместе с прямым носом и высокими скулами. Он был зубным техником, причем очень хорошим, и вообще он умел мыслить рационально — только не там, где вопрос касался «девочек», тут его рацио давало системный сбой.

А еще он никогда не спорил с мамой. Я думаю, его всегда восхищала ее творческая натура, умение рисовать, к тому же мама отлично вела дом и управлялась с нами. То, что они оба накосячили в вопросах семейной коммуникации, ему стало ясно лишь тогда, когда стало поздно что-то исправить.

И когда не стало родителей, знакомые и родственники говорили: зато вы остались друг у друга, вы же родные сестры!

Родные сестры, вы слышали что-нибудь подобное?

Ну, оно-то мне без разницы, я для себя уже твердо решила, что больше семьи у меня нет, а когда оказалось вдруг, что дом и все содержимое принадлежит этой самой тетке, то и дома не стало. А до этого дом юридически принадлежал только маме. Уж не знаю, как так вышло, у нас в семье вообще никогда не поднимался вопрос собственности или там наследства. Я сама никогда об этом не задумывалась — дом был родительский, я в нем жила, и это была вроде как сама собой разумеющаяся вещь.

Но, как впоследствии оказалось — нет, дело обстояло иначе.

Уж не знаю, как тетка подлезла к маме. Мама тогда была, конечно, обижена — в основном на меня, потому что я не позволила вылить на себя кучу ненужных соплей вокруг горькой судьбы «Лизоньки», а потом еще имела наглость не позволить «Лизоньке» вцепиться в себя и в очередной раз по мне потоптаться. Это с моей стороны было отвратительно — учитывая, что после этого последовало.

Но и на «девочек» мама была обижена — ну, тут понятно: положить на этих двух мелких гадин всю жизнь и отказаться от творчества, а в ответ получить сначала дикое хамство, а потом безразличие. А я, эгоистичная дрянь, должна была стать громоотводом и вдруг в самый неподходящий момент вспомнила о том, что тоже человек. Как тут не разозлиться и не обидеться, ну совсем же никак.

И тут, как я понимаю, возникла эта самая тетя Лена, и мама, зная о том, что папе осталось недолго, отписала ей дом с одним условием: продать его, деньги разделить между нами тремя, и все. Она отлично знала, что мирного раздела у нас с «девочками» не выйдет, и я уж точно останусь ни с чем. Просто мама считала, что может доверять своей кузине, она очень плохо разбиралась в людях, наша творческая мама, так и не успевшая состариться в своих самодельных цветочных шляпках. Она всех судила по себе, а уж она сама ни за что не присвоила бы себе ничего из того, на что не имела права.

И потому это условие было озвучено устно.

Но тетка была человеком совершенно другого свойства, чем наша мама. Она была точно такая же, как «девочки», и понятно, что дом тетка продавать не собиралась, а просто выставила меня оттуда. Всех нас, если на то пошло — просто Катька там уже не жила, но валандалась с девчонкой, изображая перед родней опекуна сироты.