Когда душа любила душу

Катя была великолепной рассказчицей — и в жизни, и на сцене. Свои песни она сопровождала интересными, остроумными комментариями, которые можно найти на видео- и аудиозаписях её концертов. Некоторые из них повторялись из концерта в концерт, являлись частью общего сценария. Наиболее известны комментарии к следующим песням: «Жил на свете гномик…» (первое её печатное произведение, из этой истории перекочевало в другие её выражение «умножать строчки на рубль»; говорила она и о том, что мечтает, чтобы на основе этой песни был сделан мультфильм); к написанной на спор песне «Чашечки саксонского фарфора» и «опровержению к ней», как она называла песню «Гранёные стаканы»; к циклу «На смерть вождей»; к семейным «Мы поедем вскоре с мамою на море» и «Песенка про развод». С «Песенкой об антиалкогольном указе» связана история про «кольчугинский синдром». Это тот редкий случай, когда Катина песня мне не очень-то нравилась, но то, что Катя с её помощью делала — избавляла людей от страха — было тогда необыкновенно важно. История про «Красный уголок» обрастала всё новыми подробностями. Поездив по Америке, Катя говорила, как трудно объяснить тему песни и её смысл иностранцам — им не понять, что такое Красный уголок и как человек может в нём жить. (Когда ей было негде жить, Катя целый год жила с семьёй — с мужем и дочкой — в Красном уголке общежития медработников.) Им эта песня кажется грустной, тогда как русские покатываются со смеху. Были у неё байки про так называемые хулиганские песни, история о том, как «Венок сонетов» — «иронический, даже немного хулиганский» — готовили к печати в журнале «Крокодил». О песне «Настанет день…» она говорила, что написала её до расставания с адресатом и спела ему перед отъездом, «так что он получил счастливую возможность присутствовать на своих похоронах»[8]. Ниже несколько историй, которые Катя мне рассказывала.

Лет с шестнадцати ей часто снился один и тот же сон. Будто она выходит на сцену, пытается что-то сказать, но не может произнести ни слова. Она поворачивается, чтобы уйти, но ноги становятся ватными и не слушаются. Тогда она падает и пытается уползти со сцены, но не может сдвинуться с места и в страхе просыпается. Когда Катя начала регулярно выступать с концертами, сон стал повторяться всё реже, а потом и совсем перестал сниться. Может быть, так её предназначение заявляло о себе, а когда оно стало явью, прекратился и сон-предвестье.

Рассказывала она мне историю, связанную со стихотворением «Ночь в Геленджике». В 1984 году она с маленькой Катечкой проводила лето на юге, и к ней прилетел в отпуск муж. Катю с Валерой отпустили на пару дней отдохнуть без ребёнка, и они отправились в Геленджик. Приехали поздно вечером и пошли искать комнату в частном секторе. Они бродили от калитки к калитке, но всё везде было занято. Наконец, в одном доме им предложили на ночь койку в саду. Они согласились, и в кромешной тьме их провели к кровати под деревом. Над ними было южное звёздное небо, яблоневые ветви, вокруг тёмный таинственный сад — казалось, они были одни в целом мире. А когда утром проснулись, то с удивлением обнаружили, что это был большой сад, где под каждой яблоней, каждой грушей и другими фруктовыми деревьями стояла койка. На койках лежали люди, которые просыпались, продирали глаза и с интересом разглядывали друг друга. Из этого эпизода родились стихи:

…Летела ночь и падали миры,
Планеты-яблоки раскачивала ветка,
Лишь притяжением земной коры
Держалась прочно панцирная сетка.

Мы видели, как нас с тобой несло

Сквозь мириады звёзд, веков и странствий
И как микроскопически мало
То место, что мы заняли в пространстве.

…А утром — воздух был и чист и свеж,

Мы проследили первых птиц паренье,
И с неба лился ясный белый свет,
И был весь мир как в первый день творенья.

Стихи, как известно, нередко растут из сора (выражение Ахматовой) — и словесного, и бытового. «Ночь в Геленджике» Кати Яровой — пример такого преображения.

По истории с бутылкой, которую она мне рассказала, я много позже написала миниатюру «Повод», вошедшую в цикл моих «Раскрасок для взрослых»:

«Дело было в начале 80-х. У неё, как обычно, собрались гости, и кто-то принёс бутылку хорошего вина, привезённую из-за границы. Все уже потирали руки и облизывались в предвкушении, но она поставила вино на полку и сказала, что откроет, когда будет достойный повод.

Жизнь её протекала бурно. Порой ей улыбалась удача, иногда друзья чем-то радовали, опять же праздники календарные. И каждый раз кто-нибудь из гостей хватался за бутылку: “Ну что, достойный повод? ” — “Нет”, — говорила она и ставила бутылку обратно.