Когда душа любила душу

Кое-что новое прозвучало в Катиных комментариях на концерте в доме Бориса и Ирмы Баришпольских в Вест-Хартфорде 9 мая 1992 года, одном из первых после её возвращения из Москвы. Сценарий этого концерта отличался от предыдущих. По словам Кати, это был эксперимент — меньше политических песен, чем раньше. Соответственно, поменялся и нарратив. Исполняя песню «На смерть Брежнева», она сказала, что этот текст только что отказалась печатать газета в Белоруссии, куда его принес друг Кати. Казалось бы, как такое возможно — где Брежнев и где 92-й год, разгар гласности. Но дело не в названии, а в содержании: «Цари меняются, Россия остаётся, какой была — безропотной и нищей, нигде другой такой страны не сыщешь, что над собою громче всех смеётся…» Рассказывая новые истории об отказах печатать или включать в передачи песню «Красный уголок», она говорила: «Пока мой “Красный уголок” не будет полностью напечатан, я не поверю в их гласность».

Из ответов на вопросы зрителей: «Переболела Цветаевой, потом отболела». Спросили про Юнну Мориц — сказала, что почувствовала близость с ней. В пятнадцать лет любила Андрея Вознесенского. «Восхищаюсь Бродским, нельзя сказать, что люблю, — любить его, по-моему, трудно. Не всё понимаю».

В современной России, говорила она, дети учатся считать, переводя доллары в рубли, а рубли в доллары. Этим охвачены все. Раньше было что-то, что дороже жизни — например, тусовки на Пушке (у памятника Пушкину). Теперь — около «Макдональдса», это для них святыня, воплощение Запада, красивой жизни.

«Нужно людей сейчас не отрывать от земли, а приковать к земле. Такое время».

Вопросы из аудитории:

— Какая песня нравится американцам?

— Трудно сказать. Наверно, «Гномик».

— Ваши впечатления об эмиграции.

— Во-первых, Брайтон. Во-вторых, остальные, которые делятся на три категории:

1 — «Я уже 15 лет пытаюсь оттуда уехать». То есть всё ещё там.

2 — оторвались полностью, родились в России по ошибке, ничего русского не читают, не знают и знать не желают.

3 — застряли между. Одни в этой категории соединяют две культуры и благополучно существуют. А другие существуют неблагополучно, то есть застряли между двух стульев.

И дальше:

— Я разотождествилась со своей профессией. Очень давно ничего не пишу. Меня не интересует судьба моих стихов, моих песен. Катя Яровая — это прежде всего человек. Бард — это способ самовыражения, один из многих. Можно быть бардом, можно маникюршей. Это средство для достижения какой-то цели.

Слушатель:

— Для каждого из нас трагедия не выразить себя в своей профессии.

— Для меня это не трагедия.

— У вас это не профессия, это мироощущение.

Мужчина дальше сказал, что кому больше дано, с того больше спрашивается. Ей дан талант, и было бы очень жаль, если бы она не продолжила писать.

Второй приезд в Америку. Как её разбудить?

Второй раз Катя приехала в Америку в апреле 1992 года, на этот раз вместе с дочкой, Катей маленькой. Когда она позвонила мне, я поздравила её с её личным Исходом — было время еврейской Пасхи. «Да, наверно, это мой исход», — согласилась Катя. До её приезда в разговоре по телефону Люба, мать Саши Вайнера, сказала мне с уважительной уверенностью: «Ну, Катя не будет сидеть сложа руки». Понятно, что теперь Кате нужно было думать и о том, чтобы обеспечить дочь. Правда, она сдала свою приватизированную квартиру в Москве, и эти деньги были каким-то подспорьем. В начале мая Катя сообщила, что устроилась работать продавщицей в магазин ковров. Они с Сашей начали ходить в спортзал. Чувствовала себя Катя неважно, кашляла, и Джейн Таубман сводила её к врачу. Врач сказала, что у Кати увеличены лимфоузлы, но это, как и кашель, может быть следствием перенесенного вирусного заболевания.

В мае и начале июня Катя с дочкой жили у Вайнера в Бруклине. Концерты у неё были, но новых песен она не писала. Зная, как тяготит её затянувшаяся творческая немота, я пыталась её расшевелить, чтобы она снова начала писать. В это время Артём М., муж Бориной двоюродной сестры Юли, собирался ставить в Бостоне очередную пьесу. Артём — математик и программист по профессии и режиссёр и музыкант по призванию — незадолго до этого успешно поставил «Дракона» Шварца в собственном переводе. Вспомнив, что Катя писала раньше песни к спектаклям, я поговорила с Юлей и Артёмом и позвонила Кате. Она заинтересовалась, но эта идея так и не осуществилась.

Я посылала Кате статьи из «Московских новостей», которые могли ей быть интересны, — например, статью о Веронике Долиной, а также интервью с Андреем Синявским и Марией Розановой «Нельзя покаяться под дулом пистолета», перекликавшееся частично с Катиной песней-балладой «Про Родину-мать». Всё это мы потом обсуждали по телефону. Обсуждали и книгу Юрия Карабчиевского о Маяковском, отношение к которой у нас было неоднозначным, потому что мы обе многое любили у Маяковского. Карабчиевский атаковал сам поэтический метод Маяковского, и на первый взгляд казалось, что в чём-то он прав. Он беспощадно критиковал Маяковского и за самоубийство, но вскоре сам последовал его примеру.