Штеппфан ещё раз оглядел себя. Карминовый оттенок ложной звёзды ложился на кожаный жакет, рукава которого были украшены узорами длинных чёрных перьев. Его шёлковые брюки уходили под высокие, начищенные до зеркального блеска сапоги. Лицо скрыто за тенью шляпы и маски, которая символизировала вестника горьких новостей.
Он медленно подходил к Вечному театру — сосредоточению культурной жизни Эндерала. На последних ступенях, пред вратами, украшенными цветами, его настигла мысль — «почему?», которая тут же была развеяна, когда его едва не сбили с ног:
— Простите мессир! — крикнула парочка — мужичина и женщина, держась за руки, в дорогих сапфировых костюмах побежали дальше.
«К чему… Закареш?» — понуро подумал Штеппфан, снова и снова возвращаясь к тому вопросу, почему его сердце прилепилось к хранительнице, его взгляд застыл на убегающей паре, будто он что-то в них нашёл.
Он вспомнил, что среди многих бесед часто находил помощь, что ему только следовало поделиться своими проблемами и душевными терзаниями, так он сразу находил поддержку. Помимо этого, его сердце грело то, что он сам мог ей помочь — делом, или словом, когда она не знала кому выговориться. Отчасти их сближало и то, что оба они изгои среди высшей власти Эндерала, которая отвергает всех беспутных или излишне критичных.
«Что, какой механизм в душе взывает к этому?» — стал копаться Штеппфан, сейчас же его взгляд упирался в пустоту. — «О Семеро, будьте милосердны, ответьте — что заставляет сердце гореть по другому человеку?».
На память пришёл и другой случай. По-своему безумный, но ставший проявлением исключительной «логики» эмоций… внешне лишённый смысла, но наполненный им, если подумать о причинах. Среди пальцев промелькнул конверт, письмо, ставшее символом шуток души или явно нездорового чувства юмора какого-нибудь духа, или «бога влюблённости»11
. В общении через перо и строки он тоже нашёл родственную душу, тоже нашёл ту, которая зажгла в его сердце огонь. В тот раз, год тому назад, сила и яркость чувств была настолько сильна, что вдохновлённый ум даже плёл стихи… но сейчас ли об этом думать?Выкинув все размышления о чувствах, безмерно радуясь тому, что ему представился редкий шанс встретиться с Закареш в неформальной обстановке, шанс, проявить к ней всю глубину чувств, шанс показать и доказать ей, насколько она дорога. И он решился сделать. Сегодня или никогда более он расскажет ей о том, что его сердце стягивает долгий и болезненный год.
Поднявшись, он просочился среди дюжины воинов усиленной группы охранения, которая обращена к городу блеском начищенных ростовых щитов и остротой копий. Даль’Кир поднял голову и увидел, как кутаясь во мрак ночи, на парапетах и стенах расставлены караулы из арбалетчиков и лучников.
Квартал знати встретил его более сдержанным и официальным «приветствием». Тут он не увидел шумных гуляний, только пара менестрелей тянули сладкие длинные мелодии, публично молящееся жречество, призывающее к праведности, и множество народа в роскошных вычурных костюмах и масках, спешащих к Вечному театру.
У входа в довольно большое здание, выложенное из серого камня и украшенного гирляндами, лиан из цветов, а также светильниками столпилось множество аристократов. Солдаты, возглавляемые хранителем в рельефной броне с пышным атласным плащом не пропускали абы кого, а острозаточенные палаши на поясах, потрескивающие электро-магическим зачарованием, способны охладить самые буйные головы. Пройти можно только если фамилия есть в списке или при наличии «волшебного» документа. Глубоко вдохнув, ощутив першение в горле от облаков ладана, Штеппфан шагнул вперёд, став быстро подходить к страже, ловко лавируя между уймищей людей и аэтерна.
— Ваше разрешение? — остановил его стражник с геральдическим белым львом на табарде, сжав рукоять меча ладонью, обтянутой перчаткой.
— Конечно, — протянул заветную бумажку Даль’Кир.
— Так, не по официальной форме, — даже в ночи Штеппфан увидел недовольство на лице воина. — Есть подпись и печать, но это не заверенная форма.
— Мессир стражник, это личное распоряжение от грандмастера о допуске, — чуть ли не затрясся Даль’Кир.
— Начальник, — потянулся воин к полноправному брату Святого ордена.
— Пропускай, — отмахнулся хранитель. — Я видел, как он сегодня заходил к Арантеалю.
— Хорошо, — капрал вернул бумагу судье. — Хорошего праздника.
Покачав головой Штеппфан двинулся дальше. Он толкнул рукой дверь и оказался внутри вестибюля, который встречал его поразительной и даже избыточной роскошью. Золотые и серебряные бокалы в которые льётся вино и бренди из кувшинов, украшенных драгоценными каменьями.
— Вина? — сходу приложил слуга в чёрном камзоле, подлетев с подносом.
— Хорошо, — взялся за бокал Штеппфан и коснулся губами края.