Когда гаснут звёзды

Нос не ловит аромата благовоний, его режет запах дорогущих духов, которые стоят как две или три месячных зарплаты простолюдина. Вместе со сложными свечными канделябрами из самого ценного металла свет дают и магические фонари, чья оправа сделана из позолоченной меди. Украшениями на стенах служили ценные картины, прикреплённые из хрусталя бабочки и несколько пылающих рубином глифов, написанных волшебными перстами. Зловещее сольное пение разносится откуда-то сверху, многократно усиленное заклятьем, перемежающееся со звоном колокольчиков.

— Ой, — едва не ударился в одного из выступающих Штеппфан, он обернулся, чтобы рассмотреть жонглёра в пёстром костюме, кидающего шарики и развлекающего народ.

Все лица скрыты за масками, тела покрыты дорогими нарядами, мерцающими шёлком, атласом, сапфирами, гранатами и бриллиантами, сложенными в неимоверно сложные и дорогие костюмы. Тут он видел и шикарные дублеты с камзолами, и красно-белую форму высших офицеров Арка, выдававших аристократов с командирами гарнизона. Но несмотря на любые одежды, статусы, надменность голосов и содержание разговоров всегда одна:

— Вы слышали? Не так давно в Святой орден приняли чужеземца и даму с мутным прошлым. Какой позор для Ордена, это попрание всех наших священных традиций и устоев.

— Вы подождите, милсдарь, ещё пару лет и по кварталу знати будут расхаживать беспутные, а заготовители станут во главе стражи, и будут писать законы. Доколе ещё грандмастером будет пренебрегаться путь безупречных?

— Тише, мессир. Не должно это слышать агентам Арантеаля.

Пройдя чуть дальше, протиснувшись между двумя выступающими в костюмах шахматной клетки, он услышал ещё один из диалогов, приоткрывающих мрачные реалии Вина:

— Не так давно получил известия из Нерима и Аразеала. Богоборческие силы активизировались. Повстанцы и еретики набирают силу.

— Не могу поверить, что такое возможно, — прикрыла рот девушка. — Но Рождённые светом покарают отступников.

С другой стороны, доносятся более пессимистические разговоры:

— Поговаривают, что Святой орден оставит провинции севера. Морозные горы, Тёмную долину и север Сердцеземья больше нет сил удерживать.

— К чему катится этот мир? Скажите мессир? Поговаривают, что на улицах Аль-Рашима идут жестокие бои! Сектанты из культа «Серого песка» восстали. Но золотая гвардия и ассасины раздавят это движение.

Штеппфан, проталкиваясь через людей, стал подниматься наверх пол лестнице, оставив опустевший бокал на одном из подносов. Последний выхваченный разговор возвещал о новой надежде:

— Кстати, вы слышали новости? Говорят, что некий выходец из Святого ордена, бежавший на север, вернулся. Он собирают люд, чтобы возродить могущество Эндерала.

— Я думаю, его предприятие не возымеет успеха.

Вскоре Даль’Кир оказался внутри самого театра, наполненного сливками сливок эндеральского общества. Дух захватывало от пышности и торжественности, ибо к празднику театр был кардинально переделан. Пол был застелен чёрно-белой гранитной плиткой, стены покрыты бардовой атласной занавеской, подле которых выставлялись мраморные статуэтки людей, держащие канделябры с колдовскими насыщенно-фиолетовыми огоньками, создавшими чудесную томную обстановку. Задняя перегородка убрана, что позволило увеличить пространство для танцев чуть больше, чем вдвое, весь реквизит утащен в хранилища. На ступенчатой площадке выставлены столики с дорогущей, но скудной закуской и богатой многочисленной выпивкой в хрустале. Слева, на аккуратном балкончике, устроились музыканты в чёрных камзолах и белых рубашках, мелодиями, подчёркивающими минорный вокал солистки. Околдовало всё — мистическая музыка, слепящие шиком наряды, приглашённые сильные мира сего на бал в чудаковатых масках, страшноватое соло исполнительницы, её жутковатый костюм, выступающие в разноцветных масках, звон колокольчиков от их номеров. Всё это врезается в память.

От осознания сего могла закружиться голова, но у него была цель, которая трезвит и помогает сохранять здравомыслие.

— Вина? — прильнул к нему слуга и Штеппфан воспользовался шансом выпить.

Оказавшись в главной пышной зале, взгляд стал бегать по всему театру в поисках одного единственного человека, но не мог её найти. Всё пестрело от цветов и количества света. Даль’Кир встал возле покрытого белой скатертью столика, заставленного множеством фужеров и бокалов, манящих янтарным аразеальским бренди и светлым неримским джином, рыская взглядом, всматриваясь в запястья.

И он её увидел, будто бы само сердце подсказало, куда смотреть. Дыхание перехватило от одного вида серебряного браслета на запястье, столь сладко манящим гранатом.

«Калия», — запела душа, но в тоже время нашла горечь, когда он увидел, кто рядом с ней.