Когда герои падают (ЛП)

Я знала, что это невысокие мужчины с наполеоновскими комплексами, маленькими глазами, похожими на блестящие черные бусинки, на вялых, дряблых лицах, опухших от чрезмерного увлечения всякого рода излишествами.

Это были уродливые люди в уродливых упаковках, которых легко было идентифицировать и пометить как мусор, которым они и были.

Но этот человек?

Самый печально известный мафиози 21-ого века в то время, когда большинство американцев считали мафию мертвым и вымершим существом, ну, он был совершенно другим зверем.

Он был слишком высок, обтянут мускулами, которые должны были сделать его медлительным и жестким, но вместо этого придавали грацию и постоянную угрозу дикой кошки. Он был так же несочетаем, как человек, идущий по бетонным джунглям Нью-Йорка, больше и опаснее остальных, хотя на нем были самые изысканные костюмы и самые дорогие дизайнерские бренды.

Кого он думал одурачить таким овечьим обличьем, я понятия не имела.

Всем должно было быть очевидно, что Данте волк.

— Ты ничего не говоришь для женщины с красноречивыми глазами, — сказал он, отвлекая меня от размышлений.

На мгновение мне стало стыдно, что он заметил, что я смотрю, но затем я вспомнила, что часть моей работы заключалась в его изучении, поэтому я удобно устроилась за своей профессиональной маской.

Моя улыбка была натянутой.

— Знать мои мысли — это привилегия, которой я не делюсь с незнакомцами.

— Мисс Ломбарди, — вскоре отчитала меня мой босс, один из партнеров моей юридической фирмы и соруководитель по делу, Яра Горбани, но Данте только рассмеялся.

Звук пронесся по автомобилю, как крещендо (примечание: крещендо — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука) в начале джазовой песни, каждая нота являлась построенным блоком, ведущим к чему-то более богатому и яркому.

Это был тревожно приятный звук, издаваемый убийцей.

— Прошу извинить мисс Ломбарди, мистер Сальваторе. Она всего лишь ассистирует четвертый год, и мы считаем, что она готова к той ответственности, которую возложит на нее это дело, — сказала Яра, с присущей ей манерой мягко произносить язвительные оскорбления. — Полагаю, мы обе будем разочарованы, если это окажется неправдой.

Я не позволила ни единому движению выдать, насколько сильно эти слова сковали мне горло. За эти годы я на собственном горьком опыте убедилась, что люди без колебаний безжалостно нападают на любую кажущуюся слабость.

И я не сомневалась, что капо мафиозной семьи Сальваторе в Нью-Йорке будет использовать все, что сможет найти, даже в своей собственной команде юристов.

Он наблюдал за мной из своего небольшого кресла, откинувшись на спинку черного кожаного сиденья, его сильные бедра неловко расставлены, одна рука потирает густую щетину на подбородке.

Мы посоветовали ему быть чисто выбритым.

Мы также послали к нему курьера с одеждой, которую он мог надеть на предъявление обвинения, потому что восприятие в таких случаях было всем.

Конечно, на нем ее не было.

Вместо этого его крупная фигура была полностью одета в черное, от кончиков его мокасин Берлути до идеально скроенного блейзера, облегавшего его широкие плечи. На его шее поблескивала серебряная цепь, на которой, я думала, мог быть крест или кулон святого, но этого было недостаточно, чтобы спасти его общий вид.

Он выглядел преступником, исполненным злых намерений и достаточно красивым, чтобы соблазнить папу Римского на грех.

Не тот вид, который мы хотели видеть у мужчины, обвиняемого по трем пунктам Закона РИКО.

Рэкет.

Незаконные азартные игры.

И убийство.

Сидя во всем черном, окутанный тенями, он выглядел как криминальный авторитет, в чем его обвиняли.

— Тогда пенни за твои мысли, — предложил он.

Его голос был странным, итальянские, британские и американские акценты смешивались в тоне, создавая нечто совершенно уникальное и до странности привлекательное. Я сказала себе, что именно эта странная смесь личностей — итальянский гедонист, британская сдержанная загадочность и дерзкое американское высокомерие — в одном мужчине заинтриговали меня, а не почти ошеломляющий вид такого прекрасного тела, презрительно растянувшегося на коже.

Я прищурилась, глядя на него, и поправила портфель на коленях, чувствуя, как вспотели ладони от жесткой бумаги.

— Может, вы не готовы их услышать, — холодно возразила я, приподняв бровь. — Некоторые люди лучше воспринимают критику, когда она исходит не от незнакомца.

На этот раз Яра не отчитала меня, вероятно, потому что дымный смешок Данте вновь заполнил салон и лишил ее возможности сделать это.

Но также, может быть, потому что Данте до сих пор был непростым клиентом.

Он отвергал наши предложения, игнорировал разумные идеи и казался почти по-детски легко отвлекался от серьезности своего затруднительного положения.

Словно обвинение в убийстве было достаточно забавным всякий раз, когда он поддавался его присутствию в своей жизни.