Когда герои падают (ЛП)

— Что скажешь, Елена? — спросил он с лукавой ухмылкой, грубо игнорируя мое вежливое предложение, чтобы он называл меня по фамилии. — O mangi questa minestra o salti dalla finestra? (прим: Съешь этот суп или выльешь его в окно? Итальянское выражение, в буквальном переводе значит: примешь это или откажешься?)

За те годы, что я жила в Нью-Йорке, я не произнесла по-итальянски больше одного-двух слов. Это был вопрос принципа или даже больше, вопрос выживания.

На родном языке мои мысли уходили в темные воспоминания.

Но я достаточно ясно понимала, о чем говорил Данте.

Ты примешь это или откажешься?

Собиралась ли я пойти на компромисс и шагнуть в темный преступный мир или остаться нетронутой и не затронутой высшими эшелонами успеха и власти?

Я притворялась, что это было трудное решение, но в глубине сердца, которое давным-давно превратилось в лед, решение казалось более чем правильным.

Лимузин наконец подъехала к обочине перед зданием суда, когда солнце пробилось сквозь металлическую поверхность городского пейзажа и разлилось по улицам, как разбитый желток.

Мы приехали на несколько часов раньше, чтобы избежать встречи с прессой, но несколько нетерпеливых фотографов и репортеров усеяли нижние ступеньки мраморного здания, и вскочили на ноги, когда мы подъехали, готовые впервые запечатлеть людей, которые будут представлять Данте Сальваторе.

Сделав еще один спокойный, глубокий вдох, чтобы собраться с духом, я отвернулась от высасывающих душу глаз Данте и холодного цинизма Яры, обхватывая влажную от пота ладонь вокруг дверной ручки.

— Тогда давайте сделаем это, не так ли? — спросила я и, не дожидаясь ответа, вышла из машины на яркий свет вспышек фотокамер.

Глава 3 Елена

Зал суда.

Мое убежище.

Место, настолько укоренившееся в правилах и обычаях, эта иерархия так красива и четко очерчена, как рисовые поля. Я знала, кем я была в этом месте и что мне нужно делать.

Адвокат, не признающий ничего, кроме победы.

Снаружи вестибюль до отказа был заполнен журналистами. Сам зал заполнен людьми, большинство из которых стояли, включая мою сестру Козиму и ее мужа лорда Торнтона, герцога Грейторна.

Мой клиент казался совершенно невозмутимым, когда мы продвигались к своим местам, но как только он заметил мою сестру Козиму у стола обвиняемого, выражение его лица смягчилось, как свеча, поднесенная слишком близко к пламени.

— Tesoro (в пер. с итал. «Сокровище»), — пробормотал он ей, сидя, уже повернувшись, смотря на нее.

Золотые глаза Козимы заблестели от слез, когда она наклонилась вперед и положила руку на ограждение, разделяющее их.

— Fratello (в пер. с итал. «Брат»).

Я тяжело сглотнула, чувствуя себя неловко из-за сложившейся ситуации. В зал были допущены три ряда СМИ, и каждая камера быстро щёлкала, пытаясь поймать этот момент. Нам не нужно было, чтобы вдобавок ко всему прочему, Данте обвинили во флирте с женой своего брата, и я не хотела, чтобы Козима была вовлечена в драму больше, чем она должна была.

— Мы победим, — его брат Александр, такой же крупный и широкий, как Данте, но с золотистой смуглой внешностью мафиози. — Я не позволю им поступить так с тобой.

Красный рот Данте скривился.

— Ты думаешь, что можешь все. Ты ведь знаешь, что весь мир не преклоняется перед твоей милостью, да?

Когда Александр только хладнокровно приподнял бровь, Данте засмеялся тем совершенно неуместным, абсурдно милым смехом, который раздался по всему залу.

— Замолчите, — потребовала я себе под нос, когда дребезжание затворов фотоаппаратов усилилось. — Смотрите вперед, Эдвард, и хоть раз в жизни сделайте, как вам говорят.

Мы обсуждали возможность называть его Эдвардом в суде, чтобы еще больше подчеркнуть его связи с Англией и аристократией, а не с темной стороной его итальянской жизни и криминальных связей.

Конечно, Данте наотрез отказался от этого имени.

— Заставь меня, — насмехался он, как если бы мы были на детском школьном дворе, а не в одном из высших судов страны, пытаясь убедить судью не отправлять его в тюрьму, пока он ожидает суда.

— Если бы только судья мог видеть, насколько вы ребячливы, возможно, он согласился бы судить вас как несовершеннолетнего, — плавно возразила я, отвернувшись, приводя в порядок свою и без того безупречную стопку бумаг и блокнотов.

— Это не детская площадка. — сказала Яра, не шевеля губами, ее взгляд все еще был прикован к файлам. — Соблюдайте немного приличия, пожалуйста.

Моя кожа горела от унижения, которое только усугублялось ровным, дымчатым смешком Данте, когда он приспосабливался, чтобы расположиться в крайне неудобном кресле в зале суда.

— Поговорим позже, — ,прошептала ему Козима, прежде чем добавить мне мягким голосом: — Спасибо, Лена.