Когда герои падают

Поэтому я медленно, презрительно моргнула на опального капо мафии и прижала свою руку в его руке еще ближе к его губам, как королева, предлагающая своему слуге поцеловать ее кольцо.

— Это тебе следует бояться. Ты просто еще этого не знаешь, — пообещала я, решив держать его на расстоянии всеми силами, пока я использую его дело для своей карьеры.

Его глаза были темными, как только что вспаханная земля, плодородными злобой, когда они смотрели на меня, и с легким движением его губ против моих пальцев он согласился на мои условия.

Вот так я заключила сделку с дьяволом Нью-Йорка.

— Отлично, теперь о моих правилах, — ярко заявил он, оттаскивая меня за захваченную руку от окна и тренажеров к черным матам, разложенным в конце комнаты. — Ты должна повиноваться мне, Елена. Я не буду требовать от тебя многого, но, если я отдаю приказ, ты должна его выполнить. — когда я открыла рот для возражений, он закрыл мне ее ладонью, останавливая. — Нет. Это не подлежит обсуждению. На данный момент ты в логове зверя, и хотя здесь для тебя безопаснее, но все же опасно. Если я говорю тебе что-то делать, то это в основном для твоей же безопасности. — поддавшись детскому порыву, я провела языком по его ладони. Он отстранился, недоверчиво глядя на свою влажную руку. — Ты только что лизнула меня?

Я пожала плечами, желание хихикать бурлило у меня в горле.

— Ты не дал мне сказать.

Он моргнул, глядя на меня один раз, а затем откинул голову назад и рассмеялся так сильно, что схватился за живот, пытаясь сдержать смех. Я наблюдала за ним, наслаждаясь видом всех этих мышц, сокращающихся от смеха, вызванного мной

Мне было приятно заставить кого-то смеяться.

Заставить его смеяться.

Это был приятный звук, вот и все, и не часто я расслаблялась настолько, чтобы заставить кого-то смеяться подобным образом.

Когда он пришел в себя, он наклонил голову и посмотрел на меня с мягкой улыбкой, украсившей его румяный рот. Это было какое-то интимное выражение, от которого у меня заболел живот.

— Какая ты интересная женщина, Елена Ломбарди, — сказал он тем же тоном, тихо и спокойно, будто делился мудростью.

Румянец грозил охватить мои щеки, поэтому я отодвинулась на маты, как бы проверяя их.

— Я решил, что ты мне нравишься, — сказал мне Данте, будто я спрашивала или заботилась о его мнении.

— Ты меня не знаешь, — возразила я, начиная растягиваться для тренировки, желая физически напрячься, чтобы избавить свое тело от этой… избыточной энергии, бурлящей в крови, как газировка.

— Ох, я бы так не сказал. Я начинаю, и это путешествие, которое я обнаружил, доставляет мне удовольствие, — сказал Данте, двигаясь к стене и включая свет.

Я была рада, когда он удалился из поля зрения, чтобы я могла пригнуть голову и сделать несколько спокойных вдохов.

Почему это было самым приятным, что мне говорили за многие годы?

— Теперь о моем втором правиле, — начал Данте, переходя обратно на маты той вальяжной, спортивной походкой, от которой у меня пересохло во рту.

Он остановился в нескольких шагах от меня и скрестил руки, оценивая. Я старалась не ерзать под его пристальным взглядом. Я занималась пять раз в неделю, поэтому мое длинное стройное тело было подтянуто, а изгибы были незначительными и явно отсутствовали в отличие от моей матери и двух сестер.

— Я слышал от Марко, — когда он, наконец, перестал смеяться, — Что ты вывела Адриано из строя, приставив нож к его горлу. Это правда?

Я изучала свои ногти.

— Возможно.

Он усмехнулся, и темная нота прозвучала, между нами, как бас.

— Molto Bene[51]. Мне нравится это слышать, Елена. Женщина должна уметь защищаться. Я бы хотел посмотреть, что ты умеешь.

— Зачем? — подозрительно спросила я, внезапно увидев его крепкие руки в новом свете.

Я не хотела с ним драться. Даже мой инструктор в додзё был не таким большим, как Данте.

Его губы дрогнули от желания подавить юмор.

— Подыграй мне. Мне нужно увидеть движения женщины, которая застала врасплох самого способного мужчину, которого я знаю.

Я хотела возразить, потому что я определенно не хотела с ним драться. Не потому, что я действительно боялась несмотря ни на что, я не думала, что он причинит мне вред — но скорее потому, что я не хотела, чтобы он прикасался ко мне.

Это иррациональный страх, что-то вроде суеверия, что каждый раз, когда Данте прикасается ко мне своими руками, в моей физиологии что-то элементарно меняется. Мне не нравились его руки на моем горле или моя рука в его руке, так почему же я позволяла ему делать это со мной? Почему я прильнула к этому крепкому телу только для того, чтобы почувствовать, как учащенно бьется мое сердце?

Это намекало на более темные, ненормальные вещи, о которых я не готова была думать, не говоря уже о том, чтобы признаться в какой-либо симпатии.

Но я не могла высказать ничего из этого, потому что внезапно на меня навалились сто килограмм крепкого мускулистого британско-итальянского мужчины.

Инстинкт включился, проникая в меня, как музыка, побуждая тело вступить в бой так, как большинство людей вступают в танец, запрограммированными движениями в мышечной памяти.