Когда герои падают

— Ох, Елена, будь осторожна с ругательствами рядом со мной, — мрачно промурлыкал он, придвигаясь чуть ближе. — Мне нравится звук чего-то грязного от этого красного ротика.

Я сказала себе, что покалывание, которое я почувствовала у основания спины, было вызвано холодным сквозняком в комнате.

— Если я собираюсь остаться здесь, должны быть правила, — чопорно решила я, наконец повернувшись к нему лицом.

Боже мой.

Я тут же отвернулась к окну, ища утешения в нью-йоркской ночи.

Потому что рядом со мной стоял полуобнаженный Данте.

Его широкая грудь была покрыта очерченными мускулами, пресс цепочкой в виде прямоугольной рамки на животе, грудные мышцы были круглыми и твердыми, увенчанными темными сосками, покрытыми светлыми, жесткими черными волосами. Богато украшенный серебряный крест висел на конце толстой цепи на его шее, кончик креста упирался в складку между грудью и подтянутым животом, сексуально и кощунственно. Но именно длина его рук, пульсация мышц на бицепсах размером с мои бедра заставили мои ноги сжаться вместе от неясной боли в сердцевине.

Он был поразительно притягательным, монстром идеальной формы, похожий на человека.

Его размеры и сила должны были заставить меня напрячься и испугаться. Кристофер был на четверть меньше Данте, и я по опыту знала, что такой маленький мужчина может сделать с женщиной, если постарается.

И все же эта едва уловимая сила как бы… возбуждала меня.

Я женщина, ценящая контроль. Поэтому я оценила, с какой тщательностью Данте создавал это тело и как бережно относился к нему вместе с другим. Я видела, как он нежно держит лицо Козимы, как нежно обнимает Яру, как крепко целует Торе в обе щеки, как хлопает в ладоши с некоторыми из своих солдат. Я видела, как грациозное плотное мускулистое тело разворачивается и расхаживает по комнате, как он контролирует свою мощь, и от этого у меня перехватывало дыхание.

То, что он был таким крепким, было привлекательно, но именно его мастерство владения этой силой заставляло мои колени смягчаться как масло.

— Елена? — его голос ворвался в мои мысли, в его тоне слышалось веселье, как всегда, когда он говорил со мной.

— М-м-м?

— Я спросил, какие правила ты пытаешься установить в моем доме?

— Ах. — да, правила. Нам нужно много-много правил. Я прочистила горло и заставила себя повернуться к нему лицом, чтобы он думал, что меня не трогает его обнаженный торс и мощные бедра, обтягивающие его черные спортивные шорты. — Правило номер один — никаких прикосновений».

— Нет, — просто ответил он, покачав головой так, что я заметила, что его волосы еще не покрашены, а густые шелковистые пряди слегка спадают на лоб. — Я итальянец. Мои люди итальянцы. Мы прикасаемся.

— Но не я, — возразила я.

— Ты просишь тигра сменить полоски только потому, что дружеский поцелуй в щеку от земляка доставляет тебе дискомфорт? — спокойно возразил он, снова заставив меня почувствовать себя эгоистичной и немного глупой. — Никто не прикоснется к тебе без твоего согласия, Елена. Даю слово, что в этом доме ты в безопасности. Но, в свою очередь, я прошу тебя быть доброй к людям, которые живут здесь и навещают меня.

— Я всегда вежлива, — сказала я, но он задел старый синяк.

Я могу быть грубой. И эта отдача была во мне, и иногда я была так жестока, что от этого не было возврата.

Иногда я не хотела этого, как в случае с Жизель и Дэниелом.

Но даже тогда, маленький голосок, зародившийся в глубине сознания, где я его давно оставила, шептал, что, возможно, я не хочу, чтобы они тоже меня ненавидели.

— Думаю, ты хочешь быть такой, — мягким голосом согласился он. Я чувствовала на себе его взгляд, теплый, почти нежный, касающийся моей щеки. — Но женщины в моей семье очень дружелюбны. Они могут посчитать твой сдержанный характер грубостью.

Я скривила губы под зубами, ощущая себя уязвленной.

Данте вздохнул и шагнул еще ближе, тепло его тела обдало меня.

— Елена, я не хочу сказать, что ты грубая, просто я хочу, чтобы ты поладила с людьми в этом доме. Ты меня понимаешь?

Я пожала плечами, снова посмотрев в окно. Ночные часы всегда заставляли меня чувствовать себя более меланхоличной, мрачные мысли в моей голове уходили в тень.

— Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, но я понимаю. Мне не нравятся напоминания об Италии, но я постараюсь быть… теплее.

Уголком глаза я заметила яркую вспышку улыбки Данте и не смогла побороть порыв взглянуть на нее во всеоружии, словно это было само солнце, и я хотела погреться в его лучах.

— Я ценю это, — искренне сказал он. — Я знаю, что ты не хочешь быть здесь, и можешь ненавидеть меня за это, но так будет лучше. Это необходимо.

Я не была согласна с этим, но я уже сражалась с Ярой и Данте, и в бархатной тишине ночи, в кои-то веки, мне не хотелось снова спорить.

— Правило номер два: я не хочу, чтобы было широко известно, что я живу здесь. Если кто-нибудь узнает, я могу лишиться лицензии на адвокатскую деятельность, и… — я пыталась найти слова, чтобы выразить, что означала бы для меня такая трагедия, и в конце концов остановилась на итальянском пожатии плечами. — Я не смогу оправиться от этого.