Когда герои падают

Также было очевидно, что этот новомодный способ ведения дел не нравился важным членам других Семей организованной преступности. Я подслушивала без стыда, адвокат во мне не мог сопротивляться, а Данте не пытался, как мог, оградить меня от происходящего.

Я знала, что семья ди Карло охотится за ним. Та же самая семья, которая пристрелила Козиму во время перестрелки и довела ее до комы.

Когда Гидеоне ди Карло звонил мне, не раз и не два, я не отвечала и в конце концов заблокировала его номер.

Короче говоря, я слишком много знала.

Слишком много о людях, скрывающихся за масками преступников, о быстром уме Чена, юморе Марко, обаянии Фрэнки, тихой доброте Адриано и даже о вспышках добродушного подшучивания Якопо. Было гораздо труднее ненавидеть их за преступления, когда я знала больше об их личностях, чем об их незаконной деятельности.

Я всегда считала, что если ты можешь что-то понять, то ненавидеть это почти невозможно, потому что тогда ты можешь сопереживать этому.

То же самое, конечно, можно сказать и об их боссе.

Медленно и необратимо время, проведенное рядом с Данте, растапливало мое ледяной отношение к нему. Я стала подшучивать над ним, вместо того чтобы пытаться разорвать его на куски острым кончиком языка. Вернувшись на работу после операции, я проводила свои поздние рабочие часы за столом в гостиной или за журнальным столиком, а не в офисе, потому что мне нравилась его компания.

Его компания.

Один месяц нашей вынужденной близости, и я была опасно близка к тому, чтобы поддаться его игре в коррупцию.

Поддавшись похоти, я почувствовала, как цунами нахлынуло на мое нутро. Ощущение, которого я никогда не испытывала за свои двадцать семь лет до встречи с Данте.

Оттепель, которую он вызвал простым поцелуем в шею и необычной демонстрацией мастурбации. Я чувствовала себя почти чувственно живой, ощущая вкус еды на языке, воздух на коже, кашемир, который я натянула на себя, защищаясь от усиливающегося зимнего холода. Мне захотелось того, от чего я так долго отказывалась: шоколада и виски, танцев и песен, но больше всего секса.

Я хотела его так сильно, что даже зубы болели от этого.

В последние несколько дней по утрам я просыпалась с мокрыми бедрами, мечтая о том, как такой мужчина, как Данте, будет ласкать меня.

В то утро я сжала бедра под столом на террасе, когда мы с Данте сидели и пили кофе, читая свои газеты перед тем, как я отправилась бы на работу. Это была странная домашняя сцена, но я не позволяла себе задерживаться на этом слишком долго.

— Сегодня утром ты выглядишь… взволнованной, Елена, — заметил Данте своим ровным акцентированным тоном, который он использовал, когда дразнил меня.

Я посмотрела на него, раздражаясь на нас обоих за этот бесконечный танец, в котором мы были заперты вместе.

— Я плохо спала.

— Плохие сны? — спросил он, вздернув черную бровь.

Я поджала губы и выпятила одну из своих.

— Плохой человек.

— Ох. — он сложил газету на коленях и наклонился вперед с волчьей ухмылкой. — Поделись с классом.

Я фыркнула.

— Вряд ли.

— Va bene[99]. Тогда я расскажу тебе о своем, — предложил он, откидываясь назад, скрещивая эти мощные руки на груди.

Я перевела взгляд с выпуклых мышц на квадратную челюсть, покрытую щетиной вчерашнего дня. Невольно я представила себе, как она ощущается под языком.

— Это лишнее. — мою торжественную речь испортила отдышка.

Эти глаза, галактики-близнецы, сверкали.

— Я думаю, это очень необходимо.

Он потянулся к вазе с фруктами, стоящей, между нами, и выбрал красный гранат. Я жадно наблюдала, как он взял его двумя сильными руками и легко расколол пополам большими пальцами. Он почти чувственно провел пальцем по внутренней стороне плода, а затем поднес ядро яркого фрукта ко рту. Это вызвало воспоминание о том, как он провел пальцами по своей сперме и окрасил ею мои губы.

Он хмыкнул, проглотив.

Я потянулась к своему стакану с водой и отпила немало…

— Мне снилось, что я был с красивой женщиной. — начал он, все еще держа в руках фрукт и периодически поедая его. На его губах был красный сок, который мне очень хотелось слизать. — Она была обнажена, но нервничала. Я успокаивал ее, поглаживая эту кремовую кожу только кончиками пальцев, краем грубых костяшек, пока не заставил ее дрожать.

Я моргнула, настолько поглощенная раскатистой манерой его голоса, что совершенно забыла о себе.

— Она не захотела встать передо мной на колени, когда я попросил… — он вытащил несколько зерен граната на ладонь, а затем медленно наклонился вперед, поднося их ко мне, и сказал: — Поэтому я встал перед ней на колени. И когда я коснулся ртом ее киску, знаешь, какая она была на вкус, Елена?

Я не ответила, потому что была слишком занята, уговаривая себя не брать эти длинные пальцы в рот вместе с предложенным фруктом.

Он прочел мое колебание, и его глаза из жидких чернил превратились в неподатливый обсидиан. Мгновение спустя он прижал фрукт к моему закрытому рту, окрасив мои губы терпким соком. Когда я открыла рот, чтобы выразить уверенный протест, он высыпал косточки мне на язык.