Когда герои восстают (ЛП)

Данте перевернул свою руку на рычаг переключения передач, приглашая меня положить свою сверху. Когда я сделала это, он переплел наши пальцы и сжал их. Я смотрела на наши переплетенные пальцы, на то, как мы вместе управляем машиной, и понимала его невысказанный символизм.

Если бы я хотела сразиться с ним, он бы позволил мне. Без споров и оговорок. Данте был сильным человеком, потому что не боялся других сильных людей. Он собирал их, как цветы для букета, и теперь, каким-то образом, он решил, что я достаточно достойна быть частью его мира.

Его команда.

— Спасибо, что доверился мне, — прошептала я сквозь внезапную тяжесть в горле.

Он пожал одним стеганым плечом.

— Елена, я доверял тебе до того, как шантажом заставил тебя переехать в мой дом. Неужели ты думаешь, что я пустил бы в свой дом какого-нибудь адвоката?

— Нет, — признала я. — Но я думаю, что ты заставил меня жить с тобой, потому что хотел залезть ко мне в трусики.

— Конечно, — сказал он с высокомерной ухмылкой. — Я заполучил бы тебя в любом случае, но это ускорило процесс.

— Высокомерный, — укорила я, но за этим словом не было истинного порицания.

Правда состояла в том, что, если бы Данте не был таким самоуверенным, таким упорным в своем стремлении заполучить мое сердце, не думаю, что он смог бы добиться успеха. Я настолько смирилась с тем, что останусь одна до конца своих дней, что была почти до смешного решительно настроена оставаться такой.

— Я не хочу, чтобы ты беспокоилась о моих планах, — удивленно сказал Данте, когда мы двинулись дальше вглубь холмов с яркой зеленой растительностью, усеянной цитрусовыми садами и линиями виноградных лоз. — Не обращай внимания на Рокко Абруцци. У меня нет намерения жениться на Мирабелле Янни, и никогда не было. Можешь себе представить? Она не из тех женщин, которых я бы трахал, она из тех, кого такой мужчина, как я, ест на завтрак.

Он вызвал у меня смех.

— Красная Шапочка и большой, плохой волк.

Его ухмылка была совершенно клыкастой, резцы белели и блестели между румяными губами.

— Да. И единственная женщина, которую я хочу съесть на завтрак, это ты. Раздвинь ноги.

Я моргнула, застигнутая врасплох его резкой сменой темы.

— Прошу прощения?

— Раздвинь ноги, Елена.

Это был приказ, завернутый в бархат, просьба с тонким намеком, что агрессия может быть применена, если я не последую его примеру.

— Ты за рулем, — услужливо подсказала я, хотя по позвоночнику пробежала легкая дрожь от этой запретной мысли.

— Я вожу машину с тринадцати лет, я могу быть многозадачным.

Я снова моргнула, но прежде, чем я успела осудить себя, мои бедра раздвинулись.

Нетерпеливый Данте легонько шлепнул по внутренней стороне моего левого бедра, побуждая меня раздвинуть их шире.

— Хватит разговоров, — заявил он в высокомерной манере мафиозного дона, привыкшего добиваться своего любой ценой. — Мы можем быть беглецами, но не будем так жить. Я знаю, что тебе здесь не нравится. Знаю, что это стоило тебе всего, чтобы приехать и оставить свой мир позади. Позволь мне напомнить тебе, почему ты так рисковала.

— Я все еще мокрая от твоей спермы, — резко призналась я, хотя на моих щеках вспыхнул румянец.

Он усмехнулся, гордый и возбужденный.

— Хорошо. Снимай белье.

Я колебалась, но он не торопил меня. Он продолжал вилять на спортивной машине в пробках, его левая рука лежала на руле, сухожилия на запястье сгибались, что было видно по закатанным манжетам его рубашки на пуговицах. На его запястье висели большие серебряные часы от Филипп Патек, которые, как он сказал мне однажды, были подарком его брата, Александра, когда они были моложе, до того, как они рассорились из-за смерти матери. Его тело было слишком крупным для машины, по сравнению с кожаным сиденьем, на котором он расположился, его широким бедрам было тесно в маленьком пространстве. Он был так красив, так мастерски создан из плотных мышц и больших, грубо вырезанных костей, что я не могла смотреть на него, не чувствуя влажности у себя в центре.

Я раздвинула ноги еще шире, мышцы напряглись в бедрах, ткань юбки натянулась слишком сильно. Я потянула материал вверх по ногам, чтобы он мог увидеть, как я стягиваю с себя промокшие трусики, которые были под ней. Осторожно я вынула пистолет из кобуры на бедре, проверила предохранитель и положила его в бардачок.

— Ты уже доводила себя до оргазма, bella? — спросил он низким, знойным тоном, который гудел чуть громче двигателя. (пер. с итал. «красавица»)

Он имел в виду после моей операции. Меня до сих пор поражала мысль о том, что еще два месяца назад я вообще не могла испытывать оргазм. Я навсегда осталась в долгу перед доктором Тейлор за то, что он исправил меня физически, и перед Данте за то, что он помог мне исправить себя эмоционально и психически.

Я задрожала, прикусив губу, чтобы не задохнуться от возбуждения, которое вызвали во мне его грязные разговоры.

— Нет.

— Сделай это для меня сейчас, — заявил он, его глаза все еще были устремлены на дорогу, но рот перекосился в вызывающей ухмылке. — Я хочу увидеть, как ты кончишь на кожаное сиденье.