Когда герои восстают (ЛП)

Данте уловил мою легкую дрожь, но не сказал ни слова, помогая мне забраться в низкую машину и закрывая за мной дверь, окликнув Фрэнки, который садился в черный Рендж Ровер, задерживающийся посреди улицы, несмотря на гудящий транспорт.

На самом деле, мы оба были странно молчаливы, пока ехали по улицам. Возможно, он был погружен в воспоминания, как и я, хотя мне казалось нереальным, что Данте мог существовать в городе в то же время, что и я. Это романтично и глупо, но я была уверена, что должна была почувствовать его в атмосфере, магнитную силу, притягивающую нас друг к другу через стены, покрытые штукатуркой, и ограждения из цепей.

По показной вилле Рокко и гладкому Ламборджини, на котором мы сейчас проезжали по улицам, было очевидно, что впечатления Данте от города значительно отличаются от моих собственных.

Когда мы въехали в Форчеллу, испанский район, я наконец-то узнала родной город. Здесь было бесчисленное множество бедных домов с одной или двумя комнатами, выходящих прямо на улицу или забитых в переулки, которые были магистралями города. Один мужчина спал лицом вниз на земле возле больницы, используя в качестве подушки мешок со старыми лимонами. Проститутки задерживались в открытых дверных проемах, частично завуалированных кусками яркой ткани, а дети носились по улицам, выполняя поручения родителей, отбивая футбольные мячи от стен на улицу, где они попадали под старые брошенные машины.

Это не гламурная Италия, не Италия для туристов.

Это моя Италия.

У меня болела грудь, когда я быстро проносилась по улицам. Это было странное и тревожное осознание того, как далеко я ушла от своего детства, когда я сидела здесь с человеком из мафии в машине за сто тысяч евро на пути к тому, что, несомненно, будет очередной роскошной виллой, подобные которой туристы и мечтатели всегда представляли себе как квинтэссенцию моей страны.

Я видела роскошный автомобиль раз или два в юности, желтая краска сверкала гораздо ярче, чем потрескавшаяся штукатурка нашего маленького дома за городом. Дон Сальваторе был в этой машине, навещал нас, как иногда на Рождество или на дни рождения. Как только кто-то из нас, детей, замечал машину на потрескавшейся асфальтовой дорожке, мама велела нам разбежаться, чтобы она могла сама поговорить с капо.

— Пенни за твои мысли, — предложил Данте, когда мы, наконец, вырвались на окраину города, и он завел мотор, выезжая на шоссе, ведущее на юг. — Они такие громкие, что я их почти слышу.

Я тихонько фыркнула, приложив кончики пальцев к оконному стеклу, будто могла прикоснуться к проплывающим мимо пейзажам.

— Просто вспоминаю.

— Плохие воспоминания?

Я слабо пожала плечами.

— В основном. Хотя иногда мы были довольно счастливы. Мама боролась с работой и четырьмя детьми, с Симусом и собственной депрессией, но она любила нас. Она пела, когда мы развешивали белье на заднем дворе, и бесконечно гоняла близнецов, потому что в них всегда было так много энергии. Она постоянно готовила для нас, стоя на кухне и болтая о наших днях, пока раскатывала тесто, как скульптор глину. Это было место, где мы собирались в конце каждого дня. Даже мы с Жизель были близки, когда были молоды, но она, похоже, этого не помнит.

У всех нас разные отношения с прошлым. Иногда мы перечеркиваем целое, чтобы избавиться от нескольких плохих частей.

— Ммм, — хмыкнула я, потому что думала, что он прав, но никогда не задумывалась об этом. — Как ты стал таким мудрым?

Он бросил на меня взгляд.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что родился таким?

Я рассмеялась, часть яда в моих венах рассеялась.

— Нет, абсолютно не поверила бы.

Он легко пожал плечами.

— Это правда. Я очень особенный человек.

Я покачала головой на его выходку, удивляясь, как возможно, что он смог очаровать меня, даже когда я была погружена в путаницу и плохие воспоминания. Нельзя было отрицать, даже если бы я хотела, что он действительно очень особенный человек.

— Итак, каков наш план, капо?

Он бросил на меня быстрый взгляд, пока набирал скорость, обгоняя медленно движущуюся машину на быстрой полосе.

— Звучит неплохо.

— Что?

— Наш план, ты сказала, будто мы команда.

Тревога пронзила меня, но я сделала глубокий вдох, чтобы прогнать ее.

— Разве нет?

— Да, — твердо согласился он, протягивая руку, чтобы сжать мое бедро. — Но это новая территория для нас обоих. Думаю, мне не нужно говорить тебе, что традиционно женщины остаются в неведении относительно семейных вопросов.

— Хорошо, что мы с тобой не традиционны, не так ли? — я по-прежнему остро ощущала тяжесть пистолета, пристегнутого к бедру. — Когда Рокко осмелился намекнуть, что меня могут забрать у тебя... — я задрожала. — Я поняла, что мне нужно перестать быть пассивным участником собственной жизни. Мне кажется, я слишком долго пробыла жертвой. Я хочу быть женщиной, которая борется за то, чего хочет. И я никогда ничего не хотела так сильно, как тебя.