Когда говорит кровь

Втянув носом свежий морской воздух и отойдя от мраморного парапета, Кирот Кардариш вернулся к большому столу, окруженному амфорами с тающим льдом. Возле них было прохладно, и Кадифская жара, от которой трещал и дрожал воздух, огибала это место, словно набожный алавелин жертвенный алтарь. Конечно, за такую прохладу Кироту приходилось платить безумные деньги, но, хвала богам, он мог себе это позволить. Ведь его род был очень богат.

Древние говорили, что для благородного мужа нет занятий более достойных, чем война и возделывание почвы. И если первого он сторонился сам, то со вторым у его семьи никогда не было проблем. На принадлежащих его фамилии обширных полях растили столько пшеницы и ячменя, что ими можно было бы накормить несколько городов, а вином с их виноградников, напоить ещё столько же. Но все же основу богатства его семьи вот уже несколько поколений составляли рабы из Вулгрии.

О, эта дикая и суровая земля, где всё ещё сохранялись племенные вожди, а многие местные обладали правами лишь палагринов, то есть и так почти рабов за пределами их куцых племенных владений, была настоящими даром для делового и толкового человека из высшего сословия. Как раз такого как Кирот и его предки. Выстроенная его семьей система принудительной аренды, займов, банкротств, набегов, поджогов и ограблений, исправно поставляла им живой товар. Причем делалась вся грязная работа самими вулграми, так и не сумевшими отказаться до конца от раздоров племён. Всё, как и было завещано его славным предком Лико Кардаришем, отлично умевшим извлекать из страданий дикарей их собственное семейное благоденствие.

Вот только уже не первый год поток столь ценного для Кардаришей товара падал. И падал он из-за проклятых Тайвишей, которые запустили туда свои торговые компании, развивая колонии, создавая мастерские и фактории и выдирая эту землю из дикости, нищеты и раздоров. А вместе с бедностью обычно уходит и долговое рабство. Впрочем, измельчание потока рабов последние годы компенсировалось ростом их цены. Рабов стало меньше? Ну что же, самое время оценивать их по новому. Так что большой трагедии для фамильных сундуков не происходило.

Не происходило, пока Тайвиши не решили поиграться в завоевателей.

Покорение земель харвенов стало подлинным проклятием для фамильного промысла Кардаришей. О, как же ударила по ним это проклятая война, а точнее – победа в ней щенка Тайвишей. Тысячи и тысячи невольников уходили сейчас на рынках по дешевке, сбивая цены и ломая привычные контракты. Они иссушали те реки серебра, что ещё недавно текли в фамильные сундуки Кирота, грозя его состоянию и самому будущему возглавляемой им династии.

Но Кирот был не из тех, кто предпочитал покорно сидеть и смотреть, как некая зарвавшаяся семейка губит его фамильное дело и его будущее. Он был деятельным человеком. И он действовал, как и всегда, стараясь сокрушить первым тех, кто мог сокрушить его самого. И как ему казалось, в этом деле он был весьма успешен.

Может Кирот, как, впрочем, и все другие алатреи, и не смог помешать столь удачной для Тайвишей военной кампании. Но он вполне мог прибрать к рукам все плоды их победы. И сегодня он был в шаге от этого.

Кирот взял с серебряного блюда гроздь винограда и оторвав зубами ягодку, взглянул на пустое пространство рядом с собой. Именно тут, ровно семь дней назад, они вместе с бывшим вещателем алетолатов решили всё.

Сардо Цведиш, сидел тогда на специальном кресле с приделанными колесами и смотрел куда-то вдаль, перебирая губами. Для Кирота так и осталось загадкой, как в этом скрученном переломанном теле, что пряталась в просторных одеждах, ещё теплится жизнь. Но калека был жив. И ясность его ума, совсем не пострадала от пережитых травм. Напротив, она словно даже отточилась, помножившись с ненавистью.

– Так ты точно хочешь уехать прямо сегодня? – задумчиво проговорил глава рода Кардаришей, когда несколько часов обсуждения остались позади.– Что, неужели совсем не хочется увидеть, как мы пожнем плоды наших долгих трудов?

– Я уэ шделал се што могх. (Я уже сделал всё что мог)

За прошедшие месяцы он стал говорить куда немного лучше и четче. Великие горести, похоже даже тот обрубок языка, что оставили ему ублюдки нанятые Тайвишами, он как-то приучил двигаться и издавать пусть и неправильные, но похожие на речь звуки.

– А как же увидеть своими глазами падение рода Тайвишей? А? Увидеть, как этого наглого щенка выведут в железе из Синклита? Как лишат должностей братца дохлого жирдяя, да и всех прочих его родственничков? Разве не ради не этого зрелища мы трудились все эти месяцы? Разве не это наша заслуженная награда?

–Я уиел усе шо хотел. Шмерть Шето. А аждый повеённый в Каифе энь и ак сатни пытки. (Я видел всё, что хотел. Смерть Шето. А каждый проведенный в Кадифе день и так сродни пытки)

– И всё же, до этого дня ты не спешил покинуть столицу.

– Я олжен ыл увититься, што план удет ишполнен. (Я должен был убедиться, что план будет исполнен)

– А теперь ты, стало быть, спокоен за его будущее.

– Та. (Да)