Когда я вгляделся в твои черты (СИ)

Эрен изумлённо глядел на Райнера округлившимися глазами и тихо шмыгал заложенным носом. Его словно ударили бронированной ручищей и хорошенько встряхнули. Он стыдливо отвернулся.

Райнер сделал тяжёлый выдох, поднялся и вышел из комнаты на минуту. Вернувшись, поставил перед Эреном бутылку скотча.

— У бати спёр, завтра звездюлей получу, ― безрадостно констатировал он. ― Нажрись как следует. Сейчас тебе нужно забыться, а то, поди, каждую минуту своего существования только о Дрожи земли и думаешь.

— Заливать алкоголем растравленные нервы не самая удачная идея.

— Я не предлагаю тебе в запой уходить. Ты всё-таки ещё мелкий пиздюк для этого. Но тебе нужно хотя бы разок забыться таким образом, чтобы оставаться в сознании. Потому что сон не помогает, и я это знаю.

Эрен нерешительно взял бутылку, открутил крышку и приложился к прохладному гладкому горлышку, сделал три больших глотка, после чего резко наморщился. Поначалу гадливо жгучее, тепло всё же мягко растеклось по телу и свернулось клубком в голодном желудке.

Почти час Эрен наблюдал, как Райнер завершал подготовку к семинару, медленно потягивая скотч. Он выпил треть бутылки и сильно захмелел. Вопреки его опасениям, нервы успокаивались, в голове на странность становилось одновременно запутанно и ясно. С верхних полок спустился кот, широко зевнул и прижался к Йегеру лысым в складочку телом, ища человеческого тепла.

― Никогда не понимал, в чём прикол этих голых страшилищ, ― погладив животное за ушком, произнёс Эрен заплетающимся языком. ― Но жмётся так трогательно… Милый уродец, ― засюсюкал он и двинул пальцы к подставленной котом шее.

― Мне тоже раньше не нравились такие, это мамина идея была. Зато теперь считаю, что лысые ― самые классные кошаки на свете.

― Да не, стрёмные всё равно. Но милые.

Эрен опустил голову на подушку и ощутил долгожданное за много дней умиротворение. Он вновь закурил, и слёзы тонкими струями покатились по раздражённой коже щёк.

― Жизнь такая красивая, ― сдавленно прошептал он, укладывая кота себе на грудь. ― Наверное, ты прав, и какая-то часть меня действительно не хочет умирать.

― Рад слышать. ― Райнер захлопнул учебники и сложил их стопкой вместе с тетрадями. ― И вот ещё что: держу пари, матери ты даже смс-кой не сообщил, что свалил из дома. Продиктуй её номер, сам напишу, что ты у меня, а то ведь волноваться будет. Я ей кое-что задолжал в прошлом… Так хоть за нерадивым сынком пригляжу.

― Спасибо. Посмотри в моём мобильнике.

Он протянул другу свой телефон и принялся разглядывать стены. Почти вся комната была обклеена плакатами рок-групп, половину из которых Эрен не знал. Суровые мужики с пирсингами и тоннелями, сложившие на груди руки в татуировках, или застывшие в момент экспрессии исполнения, — все они были молчаливыми свидетелями разговора двух друзей, когда-то желавших убить друг друга. И, конечно, «королевское» место над кроватью занимали три плаката обожаемых Райнером Linkin Park.

― Не знаю, могу ли обсудить с тобой кое-что, но всё-таки попробую, ― сменил вдруг тему Браун, набирая сообщение госпоже Йегер. ― Мы с пацанами, типа, переживаем за тебя. Из-за Микасы.

― А, это… Мне похер, можешь обсуждать, ― выдохнув густой клубок дыма, ответил Эрен.

― Мы ж поняли тогда, что у вас разлад, пусть и хрен пойми почему. Но Армин сказал, что вроде бы дело в каком-то богатом мужике, который иногда подвозит Микасу домой. Если чего, это я сам надавил на него расспросами, потому что несколько раз видел того мужика с Микой. А она вроде сказала Арлерту, что выйдет за этого хрена после школы…

― Что ж, если Микаса чего-то хочет, её ничто не остановит.

― Ты так спокоен, ― разочарованно заметил Райнер.

― Смешно, но я толком и пострадать из-за этого не успел. ― Эрен издал горькую усмешку. ― Так хотел вернуть её поначалу. Хотел доказать, что со мной она получит всё. А теперь считаю, что не имею права её желать. Вообще не имею права на чью-то любовь. Да и мои глупые детские страдания не имеют смысла на фоне того, что я вспомнил.

― Это только пока. И на самом деле, это твои сраные воспоминания не имеют смысла, ведь они ничто ― назойливое эхо когда-то пережитого. А твоя любовь настоящая, и за неё, блин, стоит бороться! ― Райнер взял вручённую гостю бутылку и сделал здоровенный глоток не поморщившись. ― Тебе не помешает вспомнить свою боль: может, она хоть перекроет ту, что гложет тебя сейчас. Потому что Микаса твоя. И она твоя настоящая жизнь. Пока ты изводишь себя, какой-то уёбок отбирает её у тебя.

— Ты предлагаешь просто забыть мои грехи?

— Пф, а ты, что, сможешь?.. То-то же. Я не предлагал всё забыть и снять с себя ответственность. Я говорил, что прошлое больше не определяет тебя. Ты уже сдох однажды, чем поплатился за содеянное, пусть, в твоём понимании, это и недостаточная расплата.