Когда я закрываю глаза

Неловкости я не испытывал, но стоять в этом коридоре, таком знакомом, было необычно. Вот уж не думал, что окажусь здесь снова.

– Нора наверху. Можете поесть у нее в комнате, если захотите. Лу с удовольствием отнесет вам еду на подносе, правда ведь?

Девчушка закивала так радостно, будто ей сообщили, что она выиграла в лотерею.

– Э-э-э, ладно. Спасибо, – выдавил из себя я.

– Не за что.

Анна увела Лу на кухню. Я за ними не пошел и бросил нерешительный взгляд на лестницу. Ноги были как из масла, от волнения сердце норовило выпрыгнуть из груди. Я еще не успел раздеться и мог быстренько дать заднюю, исчезнуть, отказаться от своих слов, объяснив, что так будет лучше. Для всех нас. Лучше для Норы, хотя она этого еще не поняла.

Думая так, я повесил куртку в шкаф и снял ботинки.

Затем я поднялся по лестнице. Так нервничал, что даже запыхался. Оказавшись у комнаты Норы, я вытер вспотевшие ладони о джинсы, на мгновение зажмурился… И постучал.

– Входи, – приглушенно раздалось из-за двери.

Тяжело вздохнув, я вошел в комнату.

Здесь намного теплее, чем в остальной части дома, и на лбу у меня сразу выступила испарина. Нора стояла около кровати, одетая в черные легинсы, цветные носки и огромный свитер. Волосы заплетены в высокую косу. Наверное, так она скрывала рану на голове. Лицо у нее по-прежнему бледное, но не до мертвенной синевы. Нора всегда была хрупкой и миниатюрной, но теперь стала совсем тоненькой. Виной тому дни, проведенные в больнице, или она похудела еще до аварии, просто я этого не замечал? Последнее вполне возможно, потому что три-четыре года я не обращал на нее внимания.

Это так же прекрасно, как и больно. Дыхание замерло в груди. Честно говоря, гнев и разочарование, которые я испытывал к Норе последние годы, не утратили своей силы. Но я приехал, поднялся по лестнице и постучался в дверь. Почему? По той же причине, по которой я всегда был рядом с Норой, даже когда она этого не хотела. Она дорога мне, и я очень хотел избавиться от этой привязанности.

Только чувства нельзя включить или выключить. Кому, как не мне, это знать. Я отчаянно пытался найти этот выключатель.

– Привет, – пробормотала Нора.

Она нервничала. Об этом свидетельствовали не только ее поведение, голос, но и выражение лица. Раньше Нора нередко и с удовольствием рассказывала истории словами, взглядами и жестами. Громко или тихо, но всегда искренне. Она не уставала повторять, мол, правда может сильно ранить, но ложь причинит такую боль, которую и помыслить невозможно.

Прошло время, и мы повзрослели, или захотели повзрослеть. И те слова Норы утратили свою значимость. Для нее самой уж точно. Не важно, было это нелегким решением или долгим процессом: итогом стало то, что Нора перестала рассказывать истории и обратилась ко лжи. Она уже много лет не смотрела на меня так, как сейчас. Это невыносимо.

Во рту у меня пересохло. От всех этих переживаний я вспотел, и футболка под свитером липла к горячей коже.

– Спасибо. В смысле, за то, что пришел сюда, – проговорила Нора, широким жестом обведя комнату рукой.

– Может, присядем?

Вдруг Норе станет плохо, и она упадет в обморок? Хотя скорее это сделаю я.

– Да… Да, давай, – согласилась Нора и указала на кровать.

Я неуверенно подошел. Она медленно села на краешек кровати и сложила руки на коленях.

– Лу сейчас принесет еду, – услышал я собственный хриплый голос и тут же закашлялся. Самому от себя стыдно.

– Ой, ладно, – Нора покосилась на меня. – Это мамина идея? Ты не против?

– Нет, все хорошо, – пожал я плечами.

Нора прикусила губу и беспокойно поерзала.

– Нора, так зачем ты меня позвала? – решил уточнить я.

– Ты еще играешь на гитаре? – с застенчивой улыбкой тихо спросила она.

Я невольно нахмурился:

– Ну да. И что с того?

– Ничего. Просто я помню, что раньше ты постоянно играл на гитаре.

Нора слишком близко, и я не знал, чего хочу больше: чтобы мы соприкоснулись плечами или отодвинулись друг от друга подальше.

– Ты сказал, что мы были друзьями, – чуть слышно прошептала Нора. – Почему мы перестали дружить?

Этого вопроса я и боялся, потому что неоднократно задавался им сам. Каждый день. У меня было две-три теории, согласно которым наше расставание с Норой обуславливалось несколькими важными факторами. Но на вопрос: «Почему?» ответить мне нечего.

Так решила Нора, не я. Наверное, правильного ответа вовсе не существовало, только множество мелких отговорок, которыми мы прикрывались, пока не стали друг другу совсем чужими. Или захотели стать. Пока не были приняты решения, плоды которых мы пожинаем сейчас.

Отвернувшись от Норы, я запрокинул голову назад и уставился в потолок.

– Как твоя память? Что именно ты помнишь, а что – нет? И… улучшения же есть? – поинтересовался я.

– Да без понятия. Доктор говорит, мол, провалы в памяти – это нормально. Беспокоиться не о чем. Некоторых воспоминаний недостает, но большинство остались на месте, просто они еще скрыты от меня, – ответила Нора, пожав плечами и отведя взгляд. Я последовал ее примеру. Мы сидели на кровати, подобрав ноги, – нервные и унылые фигуры.