– Судя по данным, которые мне прислал из больницы твой лечащий врач, операция прошла успешно. Никаких осложнений. Сегодня я осмотрю шрам. Надо удостовериться, что он хорошо зажил.
Доктор Бах снова поднялся и попросил меня прилечь на кушетку в углу комнаты. Родители внимательно следили за происходившим.
Пальцы доктора Баха приятно холодили мою разгоряченную кожу, успокаивали нервы, которые быстро трепетали, будто крылья колибри. Я повернула голову, чтобы доктору лучше было видно рану. Он убрал в сторону мои волосы. Прикосновение к шраму я едва заметила, это было совсем не больно. Только слегка зудело.
– Чувствуешь?
Осторожное надавливание.
– Да.
– Больно? Тянет?
– Нет.
– Хорошо, – отойдя, доктор Бах кивнул. – Спокойно садись прямо.
Он улыбнулся сначала родителям, затем мне.
– С раной никаких проблем нет, все зажило, можете не волноваться. Ни покраснений, ни отеков, ни воспалений. Это прекрасно.
Родители с облегчением вздохнули. Мама взяла папу за руку.
– Есть какие-нибудь жалобы? Не бывает сильных головных болей? Колющего ощущения в затылке или во лбу? Давления?
Я покачала головой.
– Тошнота, головокружение? – продолжил доктор Бах. Достав из нагрудного кармана маленький фонарик, он наклонился ко мне и посветил им в глаза, сначала в левый, потом в правый.
– Нет. Со мной все хорошо, – выдавила из себя я.
Доктор Бах кивнул:
– Замечательно.
– Нора, – прошептала мама, умоляюще посмотрев на меня. «Скажи ему», – сквозило в ее словах. Во взгляде папы я прочла то же самое.
Разумеется, от доктора Баха это не укрылось. Слегка сощурив глаза, он пристально посмотрел на меня.
– Есть что-то, о чем ты хочешь рассказать, Нора?
Он пододвинул табуретку и сел напротив меня. Терпеливо ждал, предоставив мне необходимое пространство.
Меня вдруг прошиб пот. Я услышала тикание. В кабинете где-то были часы.
Из меня хлынуло, как из бутылки с водой, на которую надавили. Слова, вопросы, подозрения, чувства. Слезы.
– Я помню не все. Я не помню ни одного захудалого чувства. И воспоминания последних трех лет исчезли, – заговорила я.
Закончив, я почувствовала невероятное опустошение и усталость. Руки, которыми я цеплялась за кушетку, дрожали, а во рту пересохло.
Доктор Бах молчал, но не сводил с меня пристального взгляда. Задумчиво потерев подбородок, он спросил:
– Когда ты впервые это заметила? – его голос звучал почти ласково, убаюкивающе, словно колыбельная.
– Сразу как пришла в себя. В больнице, – я облизнула пересохшие губы. – Я еще не знала, что случилось. Все было кувырком, я была сбита с толку.
– Почему ты ничего не сказала? – это не упрек. Это искреннее любопытство.
– Мне объяснили, что амнезия может быть после операции, это побочный эффект. Вот я и не переживала.
– Понятно.
– Доктор Альварес упоминал об этом, – добавил папа. – Однако также он говорил, что придется разбираться с провалами в памяти, если они не пройдут сами собой.
– И они не прошли, – это уточнение доктора Баха казалось излишним.
– Нет.
Вздохнув, доктор Бах скрестил руки на груди.
– То, что вы описали, называется диссоциативная амнезия. В медицине амнезия – это обширный спектр, и та, которую я упомянул, относится к наиболее сложным феноменам. Проще говоря, она многообразна.
Мы внимательно слушали. Мама даже дышать старалась тише.
– Нора, ты знаешь, в чем разница между симптомами и причиной?
Я задумалась:
– Не уверена. Причина – это триггер, да? Основание для чего-либо.
Доктор Бах кивнул. Приободрившись, я продолжила рассуждать:
– А симптом… Хм. По симптому можно обнаружить причину?
Я не знала, как объяснить нормально, но доктор Бах согласился со мной.
– Верно. Твоя амнезия – симптом. Реакция организма на причину, по которой становится ясно: что-то не так. Нас интересует причина или спусковой крючок, триггер. И их может быть много.
– Спусковой крючок, – повторила я, мысленно перебирая ошметки воспоминаний, образы, которые в них есть.
– Я считаю, что в твоем случае спусковым крючком стала авария. Несчастный случай и связанная с ним травма вызывали амнезию. Но, на мой взгляд, здесь кроется нечто большее. Говоришь, исчезли не все воспоминания? Ты почти не помнишь последние три года?
– Да, – пролепетала я.
– Возможно, три года назад случилось нечто такое, что тебя очень тяготило. И так продолжалось до самой аварии.
– Этого я не понимаю… Почему я не помню? Почему… – Я запнулась, охваченная отчаянием.