Когда явились ангелы (сборник)

Блин объяснял, какой это кайф: много лет ты бегаешь трусцой мимо запрещенного рая, а в один прекрасный день двери внезапно распахиваются, и тебе разрешают бегать внутри, – когда мистер Мудэ перебил его вопросом про бег.

– Дьявольски верно: бегаю, – ответил Блин. – Один из героев вашего города. Три года в Пекинском универе. Приходите в гости, Мудэ; приму вас с распростертыми.

– Бегаете на время?

– Бегал на пятерки и десятки. В школе был первым на дистанции полтора кэмэ.

– Вы наверняка участвуете и в завтрашнем героическом забеге?

– Увы. Героическим бегунам завтрашнего дня не светит компания Шмелого Лу.

– Но вы же записывались? Такой любитель спорта, как вы, живущий в Пекине…

– Пропуск по приглашениям, мистер Мудэ… помните?

– Ах, верно, – припомнил Мудэ. – Я и запамятовал. Какая жалость, мистер У.

Блин приспустил синие очки и всмотрелся в лицо Мудэ; невозможно было понять, какие чувства охраняла эта улыбка – сочувственное ли молчание, снисходительную ли усмешку или что еще.

– Подбейте их на полтора кэмэ по периметру Тяньаньмэнь – типа Мили Пятой авеню в Нью-Йорке[193], – тогда и увидите, как я рву свою тощую желтую жопу.

– Я получил бы великое удовольствие.

Чтобы вызволить Блина из беды, редактор спросил, нельзя ли съездить на спортплощадку универа, поглазеть на занятия; вдруг удастся застать тренировку по бегу? На этот раз колебался Блин, а Мудэ неожиданно поддержал инициативу. Правда, признал он, уже сделаны все приготовления к банкету, но отчего бы его не пропустить и не отправиться с мистером У на тренировку легкоатлетов? Внезапная перемена в Мудэ ошеломила всех – и слегка встревожила. Когда Мудэ выгрузили у безликого кирпичного дома, к которому он направил шофера, Блин откровенно струхнул.

– Это Бюро по контролю за иммиграцией!

– И чье же имя он отправился искать? – поинтересовался фотограф.

– Точняк не скажу, но спорим на бакс, – сказал Блин огорченно, – что выйдет Большое Мудилово.

Ставку никто не принял. Автобусная поездка до универа была тиха и печальна.

Невзирая на задорную студенческую суету, универ был мрачен, как и плотно сидевшая на нем горшечная крышка неба. Обычно при универах есть лужайки, но тут почти все пространство покрывала сбитая грязь – такая же, как вокруг городских жилищ, только здесь ее подметали куда реже. Ряды серо-зеленых эвкалиптов погрузили тропки и дорожки в полумрак, свет – будто под водой. Угрюмые рабочие пейзаж не оживляли. Блин рассказал журналистам, что студенты в контрах с пролетариями, живущими на той же расползающейся университетской территории. Порезанные шины велосипедов. Изнасилования. Стенка на стенку: рабочие считают студентов наглецами и лентяями, а для студентов рабочие – наглецы, лентяи и неучи. Кабы не защита милиции, студентам пришлось бы очень и очень туго.

– Всего здесь сорок тысяч народу, из них студентов – меньше восьми тысяч.

– Если так, быдла тут в разы больше, чем школяров, а это нечестно.

– В Китае, – помрачнел Блин, – вечно такая байда.

Хотя тренировочные забеги в преддверии марафона не проводились, три китайских бегуна и австралийка рыскали по хладному цементу спортзала в поисках ключа от легкоатлетического клуба. Блин поведал им, как вскрыть замок, и сказал, что решил пропустить тренировку. Редактор спросил, нельзя ли по-любому взглянуть на помещение – ну и сделать пару снимков. Блин нехотя свел журналюг по темной бетонной лестнице в подвал к видавшей виды деревянной двери. Девушка ковырялась в замочной скважине палочкой для еды. Блин отобрал у нее палочку, по итогам ковыряния рванул на себя дверь и включил свет. Их взору предстала слепая цементная коробка с раскладушкой и конторкой. На укорененном в дверной раме железном пруте был развешен десяток потрепанных спортивных костюмов.

– Наша раздевалка, – сказал Блин. – Берлога-люкс, верно? А вот тут, – он вытащил из-под раскладушки картонную коробку, – складируется наш инвентарь.

В коробке были свалены изношенные непарные шиповки, четыре бамбуковые эстафетные палочки, ядро и диск.

– Копье для метания вон там воткнуто, чтоб сушить душистые костюмцы, – сказала журналистам девушка.

Выбравшись наружу, Блин надел синие очки и пошел назад тем же маршрутом.

– Теперь понятно, почему Китай переживает не лучшие в плане легкой атлетики времена?

Когда они вернулись к университетским воротам, привычного автобуса там не было. На его месте стоял огромный черный лимузин «Красное Знамя» советского производства. Выглядел он как среднее между «паккардом» и панцером[194]. Водитель вышел из кабины, отвесил поклон и протянул записку и четыре тисненых приглашения.

– Это от Мудэ. Пишет, что автобус понадобился для иных целей и что дипломатический лимузин доставит нас в отель, где мы сможем переодеться, а потом отвезет на банкет в Великий зал. Четвертое приглашение – для мистера У, и Мудэ просит нас уведомить мистера У о том, что место для него зарезервировано.

– Вот черт, – сказал Блин. – Вот черт.