Когда идет дождь…

— Не надо на меня так смотреть. И ждать меня после занятий совсем не обязательно. И зачем эта встреча на вокзале? Я бы прекрасно добралась до дома и сама. Пойми меня, наконец! Ты талантливый человек и, насколько я тебя знаю, хороший. Зачем же портить наши отношения? Глупо. Oй, как глупо доказывать мне свою верность Юре. Об этом и говорить не стоит! Это моя органика, понимаешь? Только Юра, только он. Другие мужчины в этом плане для меня не существуют. И давай больше не возвращаться к этой теме. Мне это неприятно. Будем общаться спокойно, по-дружески. Извини…

— Вчера мы были в одном доме. У хозяйки столько пластинок с классической музыкой — обалдеть!

Поставили какую-то пластинку. Не передать словами, что во мне сразу сделалось… Пел божественный голос…

Я спросила: «Кто поет?» Монсеррат Кабалье — поет Норму. Ощущения словами не передать. Неужели бывает, вернее, существует наряду с художественными творениями в природе (пейзажи, цветы, облик животных, бабочек) такое совершенство потревоженных материй?

— К Данилке в гости! Уррра!!!

В трамвае Петя замучил вопросами: что да как. Насчет этого бабуля молодец. Та все объяснит, все расскажет…

У Рудных мальчишки сразу же поднимают невообразимый шум. Тут же в коридоре затеяли возню. Что-то летит, что-то падает.

— Пацанье! Тише, все побьете! Сейчас будем пить чай! — С конфетами? — интересуется Петя.

— А то как же! Конечно, с конфетами и еще с тортом. — Эллк, а где ваш папа Сережа?

— Дежурит в своей больнице. Кстати, его намереваются послать в Питер скоро, на какие-то курсы.

— У, как серьезно.

— Ну, хватит трепаться. Давай про Париж! Эля отхлебнула чай и ничего не ответила. — Что и рассказать нечего?

— Про Париж? Конечно, есть. Набережная Сены. Елисейские поля, улицы… — она зажмурила глаза, и лицо ее приняло мечтательное выражение. Потом как-то сразу стало серьезным. — Все там на меня произвело странное впечатление. Может быть, Париж разбирается, на кого производить впечатление, а на кого нет? Как Раневская сказала про Сикстинку.

Я увидела совсем другой Париж. Не такой, о котором «ох!» да «ах!» Если 6, конечно, мы жили в других условиях, более цивилизованных, да, может быть, и осталось бы ощущение прикосновения к райским кущам.

Где мы ютились эти несколько дней — ужасно! Знаешь описания задворок парижского рынка времен Гюго? Так это еще хуже!

— Что ж так мрачно-то? А в центре, в музеях вы были?

— У нас же не было денег. Этот прохиндей нас обманул, и мы были брошены там на произвол судьбы. Господи, нам даже не на что было перекусить! Представляешь, все время ощущение голода?

— Ну, ничего. Девушкам-то это полезно — зато талии сохранили, а вот мужичкам…

— Да уж… Я, откровенно говоря, так скучала там по дому! Вся вокруг какое-то ненастоящее, чужое. А дома, хотя и нет такого блеска и шика, но есть тепло. «Хорошо в гостях, а дома лучше» — недаром говорят.

— А что там в магазинах?

— Ой, какие магазины в нашем положении? Без денег заходить унизительно Глазели на витрины. Они нарядные, ослепительные! Вообще-то, там все дорого. Невероятно дорого. Говорят, у кого есть деньги, в Союзе можно это же купить дешевле.

— А женщины? Какие они? Как одеты? Юбки длинные, короткие? Эльк, давай рассказывай!

— Одеты по-разному, кто как. Роскошно одетые, видимо, проносились мимо нас в шикарных машинах. Мы на улицах видели обыкновенных парижан. У них в глазах у всех какая-то легкость и безмятежность. Понимаешь, нет нашей сосредоточенной озабоченности. Много кривоногих женщин. Это бросилось не только мне в глаза. Мужчины отметили это тоже. Не знаю почему, но на меня смотрели, даже женщины, некоторые оглядывались.

На обратном пути Петя заснул в трамвае. Из-за домов выплывала луна. Эля улыбнулась и погладила сына по голове.

31.08. 88 года.

Диалог.

— Посмотрите! Какая красота кругом! Какая великолепная осень! — Осень! Ах, да! Осень. Замечательно. Природа непостижима своим многообразием. Что может быть прекрасней и в то же время печальней, как созерцание умирающей на зиму природы, ведь может случиться так…

— Как умирающей? Вы разве не замечаете, что уже вовсю весна?! Приглядитесь, природа оживает, встряхиваясь от долгого сна… А земля льет слезы радости о том, что ее сон был только сном, а не явью…

— Как весна? Разве уже весна? А как же зима?! Где зима?

— Зима благополучно миновала. Она ушла, побежденная возродившейся к жизни землей. Отвратительная была зима. Холодная страшно, с метелями.