Кирилл недоумевающе смотрел на него, потом, поняв, о чем идет речь, сказал:
— Мне не до гуляний.
— Я тебе говорил: дерись в другом весе. Не послушался — пеняй на себя.
— Пеняю. Но вес тут ни при чем. Я проиграл потому, что прыгал с парашютом за два дня до соревнований.
— Не придумывай себе оправданий. Бокс есть бокс: побеждает сильнейший.
Вечером Ян нокаутировал противника во втором раунде. Зося снова ждала его у раздевалки.
— Где Ирина? Или вы уже поссорились? — как бы невзначай поинтересовался он.
— Не думали. А тебя она очень интересует?
— Не так чтобы очень, ну и не очень чтобы очень, — отшутился Ян одной из своих излюбленных вздорных фраз.
Они пошли по саду. Кальварская прижималась к его мускулистой, сильной руке.
— Сегодня мы только с Зосей будем гулять? — спросила она по-детски, зная, что это у нее хорошо получается.
— Нет, мы пойдем бай-бай, — в лад ей ответил Ян. — У нас режим, мы в карантинном домике.
— У-у, всегда так, — протянула девушка, обиженно надув губы. — А потом в Москву, да?
— Угу. Мы в чемпионы метим.
— Тогда — ни пуха ни пера!
Распрощавшись с Яном, Зося взгрустнула: она не привыкла без провожатых возвращаться домой. Еще в детстве из школы и в школу ее сопровождала бабушка или мать, а когда подросла — влюбленные мальчишки.
Зосе все в жизни доставалось легко. Она не знала настоящего горя и нужды. Отец, геолог, баловал ее.
На школьных вечерах Зося старалась затмить подруг. Она выступала на сцене — декламировала, пела. На танцы надевала яркие ленты и тонкие блузки. Старшеклассники осыпали ее записками. В провожатые Зося выбирала гордых и недоступных мальчишек, по которым вздыхали ее подруги. В полумраке ворот, боясь быть замеченной, жмурясь от страха, она принимала их торопливые поцелуи и, довольная, с бьющимся сердцем, убегала домой.
Зосе нравилось, когда на нее обращали внимание и смотрели восхищенными или завистливыми взглядами. Она тянулась к известности, обожанию и славе.
Она всегда думала, что самоотверженная любовь — это выдумка писателей, на самом же деле нельзя любить никого, кроме самой себя. Жить следует только для удовольствий, день за днем, час за часом, не грустя, не думая ни о чем печальном и неприятном.
Она верила в свою неотразимость и держалась так, чтобы привлечь к себе внимание. Она умела приспосабливаться к среде и быть всегда на виду. Эту несложную премудрость Зося переняла от матери, жившей весело и легкомысленно.
Отец умер внезапно в одной из своих длительных командировок. Мать недолго была вдовой: через полгода она вышла замуж за капитана дальнего плавания и продолжала вести беззаботную жизнь обеспеченной женщины, занятой лишь своей внешностью, поклонниками и шитьем нарядов. На девочку она почти не обращала внимания.
Зосю воспитывала богомольная, но очень безалаберная бабушка, не пропускавшая ни одного нового фильма.
Около нее всегда суетились какие-то заискивающие старухи, с которыми бабушка держала себя высокомерно и придирчиво, так как считала их бестолковыми дурами, хотя сама повторяла лишь чужие мысли и слова, казавшиеся ей верхом житейской мудрости.
Слезливость она называла переживаниями, умение льстить — порядочностью, обыкновенную тупость — солидностью.
Богу старуха молилась только из боязни, что он накажет ее. Зося не раз слышала, как бабушка утаивала свои прегрешения, перечисляя их перед распятием. От старухи она научилась лукавить и всех подчинять своим прихотям.
Из парней Зосе больше всех нравился Ян Ширвис, хотя она не признавалась себе в этом и частенько называла его «неумеренно гордым и грубым животным». Ян ни с кем не желал считаться. О чем бы ему ни говорили, чужая точка зрения была ему глубоко безразлична. Он любил появляться и исчезать, когда ему вздумается, и совершенно не хотел быть скованным какими-либо обязательствами.
«Свобода дороже любви, — говорил Ширвис. — Только не все это понимают». В нем не было постоянства, на такого невозможно положиться в жизни, но в то же время в его поведении, уверенности, смелых суждениях было нечто такое, что подкупало Зосю и привлекало на свой лад. Ян просто не способен был по-иному держаться и относиться к окружающим.
Зосе неважно было, что он с презрением относится к людям, что чувствует себя выше других, обо всем судит безапелляционно, — ее занимало другое: часто ли он бывает беззащитен перед ней, можно ли надеть узду и приручить его?
Кочеванов тоже был интересен, он как-то сразу располагал к себе. Но с Кириллом что-то случилось: почему-то он перестал с обожанием смотреть на нее, избегает встречаться и разговаривать наедине. «Он мне не верит, — догадывалась Зося. — У него, видимо, слишком преувеличены понятия о верности и долге. С таким будет трудно».
Покладистей всех, конечно, Борис Валин. Он отзывчив, добр и ласков. Он будет обожать ее и подчиняться всем прихотям. Но уж очень он толст, сентиментален и до скрупулезности честен! С таким можно и соскучиться.
Впрочем, никого не следует упускать. Мало ли что — может случиться. А тут еще Ирина. На кого она нацелилась? Надо бы сходить к ней. Притворяться так притворяться!