Когда Хелен придёт

Глядя на цветы, лежащие поверх скошенной травы, я тихо кивнула:

– Это было ужасно. Но, думаю, они никогда не найдут того, кто это сделал.

– Чего это так? – Мистер Симмонс сосал трубку и спокойно ждал моего ответа.

– Ладно, – вздохнула я и посмотрела в сторону кладбища. – Помните тот день, когда мы встретили вас у дома Харперов? Мы ещё говорили про призраков?

Я внимательно посмотрела ему в глаза, ожидая, что он рассмеётся. Но он не смеялся, и потому я продолжила:

– Мне кажется, на этом кладбище живёт привидение.

– Слыхал я такие разговоры уже. Моя сестра, скажем, ни в жисть не согласится даже рядом после захода солнца пройти. Но она вообще трусишка та ещё, даже собственной тени боится.

Я улыбнулась. У нас с сестрой мистера Симмонса, кажется, много общего.

– Полицейский сказал, люди не любят тут ездить по ночам. – Я взяла в руки одну из ромашек и обвила стебелёк вокруг пальца.

– А ты сама как считаешь, Молли? – Мистер Симмонс внимательно смотрел на меня из-за плотного облачка дыма, идущего из трубки. – Ты видела что-то странное?

Я посмотрела на ромашку и принялась отрывать один лепесток за другим. «Правда – не правда», – мысленно повторяла я, глядя, как лепестки медленно опускаются на землю. Потом, подняв взгляд, твёрдо сказала:

– Я видела Хелен. И Хизер видела. – Я остановилась, ожидая, что он рассмеётся или скажет, что я сошла с ума.

Но мистер Симмонс молчал.

– Хизер говорит, что они с Хелен подруги. Она говорила нам с Майклом, что Хелен придёт и накажет нас за то, что мы плохо с ней обращались. Это Хелен всё вчера у нас переломала. Она пришла, как Хизер и обещала.

Мой голос задрожал, и я смолкла. Оторвав последний лепесток, я поняла, что выпало «Правда».

Некоторое время мы с мистером Симонсом помолчали. Вокруг нас птицы пели и щебетали свои летние песни, но воздух был неподвижен. Листья деревьев безвольно повисли без ветра, а солнце нещадно пекло голову и плечи.

Наконец мистер Симмонс, кашлянув, спросил:

– Почему Хизер сказала вам такие жуткие вещи?

– Потому что она нас ненавидит, – ответила я робко. Мне было стыдно, словно это я в чём-то провинилась. – Она ненавидит маму, потому что ревнует к ней Дейва, а нас с Майклом – потому что мы её дети. Полицейский рассказал вам, что пострадали только наши вещи? Всё, что принадлежит Дейву или Хизер, не тронуто.

– Это очень странная история, Молли, – проговорил мистер Симмонс. – И я бы точно решил, что вы всё это выдумали, если бы не слышал уже раньше что-то подобное. Но моя родная сестра всегда была уверена, что нашу кузину Рози заманил в пруд Харперов тот самый дух, о котором ты рассказываешь. Я в это тогда не поверил, но моя сестра до самой смерти была убеждена, что это Хелен Харпер погубила Рози.

Я смотрела на него, не в силах сдержать стук сердца.

– Вы думаете, Хизер в опасности?

Мистер Симмонс пососал трубку.

– Ну, это всё звучит довольно безумно, – вздохнул он. – Особенно когда стоишь вот так, на солнышке.

– Но я её сама видела, – сказала я. – Я видела Хелен.

Он поднял тачку за ручки и покатил её в сторону компостной кучи.

– Всё, что я могу посоветовать, – это не подпускать Хизер к этому кладбищу. А ещё – пусть держится подальше от дома и от пруда Харперов.

Я ещё сколько-то времени постояла на месте, глядя, как удаляется мистер Симмонс. Затем, открыв калитку, я побежала к дубу. Над головой у меня пробежал ветерок, и тени на могиле Хелен зашевелились. Инстинктивно вытянув вперёд руки, я прошептала: «Оставь Хизер в покое. Отстань от неё».

Ничего не случилось. Ворона, резко закаркав, вспорхнула с ветки у меня над головой. Ветерок сухо шелестел в листве. Всё остальное было неподвижно и безмолвно.

Я смотрела на землю на могиле Хелен. Под ней лежит её гроб. В гробу – кости. Я представила лежащий на спине скелет. Череп, уставившийся во тьму, крепко придавленный землёй, запертый меж корней дуба. Запертый навсегда.

Взглянув на свои руки, всё ещё вытянутые над могилой, я увидела на них голубоватые вены, вьющиеся под кожей. А ниже у меня – тоже кости. Мой собственный скелет. Мои кости. Когда-нибудь от меня останутся только они. Они будут одиноко лежать во мраке и холоде, а мимо будут один за другим проноситься годы. Годы, которых я уже не увижу.

Я уже не буду чувствовать жар солнца на спине. Не услышу шелеста ветра в ветвях. Не смогу вдохнуть сладковатого аромата жимолости. Не увижу зелени растущей надо мною травы. Не подумаю о том, чем бы заняться завтра. Не буду писать стихов и читать книг. Все мои воспоминания умрут со мной вместе. Все мои мысли и мои озарения.

Я попятилась от могилы Хелен. Умирать – это так страшно. Очень страшно. Одна мысль о собственной смерти, полном исчезновении с лица земли, вызвала во мне жуткий ужас. Как тень склонившись над надгробием, я задавала себе вопрос: не лучше ли тогда уж остаться жить в виде призрака. Вот, от Хелен хоть что-то осталось.