Когда любовь соперница у смерти

Он настолько был похож на безобидного идиота, что я невольно расслабился. Но, как оказалось, именно этого Гарик и добивался. Он вдруг резко выбросил руку в мою сторону и со всей силы ударил по стволу автомата, отбив его к двери. Я нажал на спусковой крючок, но пули пробили только обшивку кузова. Гарик остался невредим и, обезьяной соскочив со своего кресла, навалился на меня своей тяжестью.

– Я убью ее! – в неистовстве орал он. – Я убью тебя! Я убью всех!

Он был хитрым и удачливым, как шакал. Но, увы, слова Арины я вспомнил слишком поздно. Я пытался оказать сопротивление, но тщетно. Гарик оказался еще и сильным, как медведь. К тому же к нему присоединился еще и Тема, вовремя для себя учуявший изменение ветра.

Глава 17

Гарик легко оторвал меня от пола, как будто я весил не тяжелее мешка с пухом. Одной рукой он держал меня за горло, затылком прижимая к стене, а другой – размахивал топором. Вот-вот лезвие должно было окраситься моей кровью.

– Костя любил Ирину и умер вместе с ней! – рычал Гарик, чуть ли не вдыхая в меня ртом отвратный запах гниющих кишок.

Смрадные слюни водопадом стекали с его хлюпающих губ, мерзкой слизью расползались по рубашке. В животе у него урчало, во рту булькало, в носу хлюпало.

– А ты любишь Арину! Ты будешь с ней!

Мне стало страшно. Но именно страх и встряхнул меня. Я ударил Гарика коленкой в живот. Раз, другой, третий… Гарик отлетел к стене, выронив из рук топор. Не давая ему встать на ноги, я снова ударил его. И бил до тех пор, пока он не потерял сознание. Тогда я потянулся за топором, взял его в руку. Око за око. Но, повернувшись к Гарику, на его месте я увидел Давида Юльевича. Только не я смотрел на него сверху вниз, а наоборот. Он стоял, а я почему-то лежал. И руки у меня были почему-то связаны за спиной. А на потолке над головой Прилепова угадывались знакомые чертежи.

Все-таки влетела палка в мое колесо. Все-таки сорвался план моего побега. Гарик смог переиграть меня, обезоружить и на пару с Темой избить до полусмерти. Я помнил, как меня едва живого везли обратно, как бросили в подвал в знакомую камеру. А ведь Гарик действительно мог меня убить. Но, к счастью, он явился ко мне лишь в кошмарном сне. И я, кстати, смог одолеть его. Может, сон в руку? Может, он предвещает мое спасение? Что вряд ли… А может, Гарик снова собирается в дальний поход? Найдет в Черногайске Арину, зарубит ее, а потом вернется за мной. Или с меня и начнет…

– Я выполнил свое обещание, – свысока и недобро глядя на меня, сказал Давид Юльевич. – Гарик больше не опасен для общества.

– Неужели?

– Он был опасен прежде всего для меня, – не обращая внимания на мою колкую реплику, продолжал Прилепов. – Поэтому он больше никому не причинит зла. Даже если очень-очень этого захочет… Поверь, мне было очень больно принять это решение. Но это свершилось… – Давид Юльевич плотно сжал губы, чтобы не заплакать, но слезы все равно выступили на его глазах. – Считай, что ты выполнил свою миссию, капитан.

– И что дальше?

– Ничего. Абсолютно ничего… Хотя кто его знает, может, что-то и будет. Я не верю в загробную жизнь… Ну а вдруг?

– Значит, меня ждет загробная жизнь, – сделал я неутешительный для себя вывод.

– Да, – спокойно подтвердил Прилепов. – И сейчас ты находишься у загробных ворот. Отсюда и начнется твое путешествие в вечность. У тебя есть два варианта на выбор: или тебя застрелят прямо здесь, или ты умрешь от жажды и голода.

– От жажды. Быстрей умирают от жажды, – уныло вздохнул я.

– Да, пожалуй. Смерть от жажды – очень страшная смерть…

– Да, однажды я умирал от жажды. Но вы меня спасли… Может, продолжите традицию, Давид Юльевич?

– Исключено. Мне очень жаль… Я распоряжусь, чтобы тебя застрелили. Тебе так будет легче.

– Спасибо, конечно, за заботу. Но лучше я немного помучаюсь. Хоть какая-то, но жизнь.

– На что-то надеешься? Что ж, я тебя понимаю, – печально усмехнулся Прилепов. – Но поверь, шансов у тебя нет никаких. Никто не придет тебе на помощь. Никто не знает, что ты здесь… Могу предложить ампулу с синильной кислотой.

– Ну, нет, самоубийство меня не устраивает. Лучше уж Гарик с топором.

– Мне кажется, юмор в твоем случае неуместен! – резко одернул меня Давид Юльевич. – И не смей трогать Гарика. Каким бы он ни был, но он – мой сын!..

– Чего уж непонятного, – пробурчал я.

Жуть, как не хотелось умирать. Но, похоже, выхода у меня не было… Может, пусть все случится быстро? Раз-два, и никаких мучений.

– Гарика не надо, – покачал я головой. – Пусть лучше застрелят.

– Что ж, твое желание будет учтено, – сухо заверил меня Прилепов.

– Э-э, это не желание! Это выбор!.. А как приговоренный к смерти, я действительно имею право на последнее желание. На два, если можно!

Давид Юльевич молча смотрел на меня, без одобрения, но и не возмущенно. Глядя на него, я понимал, что он может осуществить и три моих желания, если, конечно, это его не затруднит.

– Во-первых, я хотел бы, чтобы это случилось ночью. Чтобы я спал. Пиф-паф, а я всего лишь продолжаю спать.

– Это раз, – кивнул Прилепов.