Когда любовь соперница у смерти

– А ты – преступник! – добавил я с гордо поднятой головой.

– Если Давид Юльевич признает меня преступником, тогда я и буду преступником. А так – я выполнял его инструкцию…

– То есть Давид Юльевич хотел избавиться от Ольги?

– При чем здесь Ольга? – окрысился Серега. – Я про Юрку говорю!

– Да, но приставал-то ты к Ольге.

– Я приставал к Ольге?! Ты что, хрен огородный, травы нанюхался?

– Ты приставал к Ольге. А она обещала пожаловаться Давиду Юльевичу.

– Не, ну вы посмотрите на него! – в растерянности воззвал к своему боссу парень. – Валит с больной головы на здоровую!

– А может, ты, в самом деле, к ней приставал? – сквозь хищный прищур посмотрел на него Прилепов.

– Я?! Да вы что, Давид Юльевич! Как я мог? Да и кому вы верите? Его ж хлебом не корми, дай только наклепать на меня!

– Что скажешь, мент? – так же хищно посмотрел на меня Прилепов.

– Я скажу, что Гарик у вас пластилиновый. Сила есть, а ума нет. Вот и лепят из него… Сначала Костя использовал его в своих целях. Костя Северьянов. Он натравил Гарика на девушку, которую любил и ненавидел… И Гарик убил Ирину… А сегодня Гарик снова стал жертвой. Сергей боялся, что тайное станет явным, и вы, Давид Юльевич, накажете его за то, что он приставал к Ольге. Она мешала ему, он должен был от нее избавиться, но сам убить побоялся. Тогда он натравил Гарика. Так же как и Костя, вылепил из него кровожадного убийцу…

Ничто не звучит так складно и правдоподобно, как самая откровенная ложь. И хотя в действительности все могло быть в точности так, как я говорил, все равно я чувствовал себя обманщиком. Хотя бы потому, что меня совершенно не трогали за живое оправдательные мотивы в поведении Гарика.

Но как эти мотивы зазвучали в душе у Прилепова! Ведь он обожал своего сына и готов был простить ему все, что угодно. А тут оказывается, что Гарик и не виновен вовсе.

– А ведь я видел, как ты смотрел на мою Ольгу! – в обличительном порыве надвинулся он на Серегу.

– Давид Юльевич, вы чего! – отступая ко мне, потерянно протянул парень.

– И в доме ты был, когда Гарик ее убивал.

– Ну кому вы верите!

Серега обернулся ко мне, но не учел, что расстояние между нами опасно сократилось. Опасно для него.

Вот когда мне пригодилось благородство, которое Прилепов проявил к моей скромной персоне. Из уважения к гостю, он не побоялся закрыть меня в подвале на три дня. Но постыдился заковать меня в наручники. И сейчас мои руки были свободны. Левой я схватил автомат за ствол, а правой, костяшками пальцев рубанул Серегу в кадык. Я бил от всей души, поэтому такой удар парень выдержать не смог. Бесчувственно или даже бездыханно он рухнул на пол, а его автомат остался у меня в руках. Разумеется, я направил его на Прилепова.

– Спокойно, Давид Юльевич, спокойно.

Я передернул затвор автомата и увидел, как, кувыркаясь, на пол падает патрон. Значит, оружие изначально было готово к стрельбе. Ну а теперь тем более…

Не снимая Прилепова с прицела, я присел на корточки, двумя пальцами нащупал вену на шее Сереги. Мертвый штиль. Мертвый в прямом смысле этого слова…

Не хотел я убивать Серегу. Вернее, не было у меня таких намерений. И удар я наносил с расчетом лишь временно вывести противника из игры, но, как порой случается, хотел одно, а вышло другое. Вот если бы я изначально хотел его гибели, то, пожалуй, не смог бы достигнуть своей цели, тогда бы парень остался жив… Впрочем, раз уж так вышло, его смерть меня вполне устраивала. Ведь, по идее, я должен был доставить его в Черногайск, но, как говорится, чем меньше дыма, тем легче для глаз. Возни меньше будет.

– Ну вот, правосудие свершилось… Он вправду приставал к Ольге. Она сама мне в этом призналась… Вы уж меня извините, но я за вашей спиной вел с ней не совсем честную игру. То есть для меня честную, а для вас – нет. Я хотел, чтобы она мне помогла. Смог ее расшевелить, разговорить, но помогать мне она отказалась. Видно, вас очень любила… Поверьте, мне очень жаль, что так случилось. Жили бы вы с ней вместе на старости лет, передачи бы Гарику слали… Вряд ли его посадят, скорее, определят на принудительное лечение, может, и пожизненно, врать не буду. Но передачки вы ему слать сможете…

Какое-то время Прилепов слушал меня очень внимательно, но вот он презрительно скривился.

– Какие передачки? Что ты несешь?

– Слать передачки будете вы. Но сначала вы передадите мне вашего сына. И машину мне организуете. Мы прокатимся с ним до границы. Если вы не возражаете.

– Возражаю!

– Ну, тогда извините!

Я подошел к Прилепову и, пристально глядя ему в глаза, незаметно для него ударил по ногам. Он бы упал, если бы я не пришел ему на помощь. Правда, помог своеобразно, исключительно с пользой для себя – обхватив его шею рукой, прижал его к себе спиной.