Когда любовь соперница у смерти

От жары мне постоянно хотелось пить. А духота в камере была такой, что влага на стенах выступала каплями – бери да слизывай. Но вода у меня была и без того, также сюда регулярно доставляли и еду – с барского стола, но вовсе не объедки, а очень даже сытные и вкусные куски. Иногда мне виделась в этом заботливая рука Ольги. Хоть и не поддалась она на мои уговоры, но поняла, что я волнуюсь за нее. Ведь и сама она понимала, какая опасность ей угрожает…

Я заканчивал очередной обход изображенных на потолке сооружений, когда в настоящем коридоре за реальной дверью послышался топот ног и голоса. Обычно бледнолицый приносил мне воду и пищу без всякого шума. А тут столпотворение и ругань.

Все стало ясно, когда дверь открылась и в помещение втолкнули рыдающего Гарика. Появившийся вслед за ним Серега обозленно глянул на меня и кивком головы показал на выход. Заставлять упрашивать я себя не стал и быстро покинул свое узилище, уступив, как оказалось, место Гарику.

Оказавшись на свежем воздухе, я едва удержался от соблазна упасть на мягкую травку и лежать, наслаждаясь сухим, но прохладным, как мне казалось, дыханием степного ветра.

– Что стряслось? – спросил я, обращаясь к Сереге, хотя помимо него за мной следовали еще два охранника.

– Заткнись, мент поганый! Из-за тебя все! Накаркал, падла! Пристрелить бы тебя прямо здесь!

Но стрелять в меня никто не стал. Потому что я нужен был Давиду Юльевичу, который ждал меня, в своем кабинете на втором этаже. За весь путь, что проделал я под конвоем, Серега два раза очень больно ткнул меня в спину автоматом, а однажды двинул прикладом между лопаток, но мне приходилось терпеть, чтобы не усугублять и без того напряженную ситуацию. Мой час еще не наступил, хотя мне казалось, что он уже близок.

Давид Юльевич сидел в кресле, локтями упершись в стол и склонив голову. Увидев меня, он растянул губы в озлобленной ухмылке.

– Что, накаркал, мент?

– Это я уже слышал, – сказал я, кивком головы показав на Серегу, стоящего у меня за спиной. – Но так ничего и не понял.

– Уйди! – Прилепов махнул рукой, прогоняя конвой.

И когда за мной закрылась дверь, показал мне на стул перед столом.

– Спасибо, насиделся, – с угрюмой насмешкой сказал я.

Но приглашение все же принял.

– Ольги больше нет, – скривившись, как от зубной боли, изрек Прилепов.

– Совсем?

– Совсем!

– Гарик?

– Он, – обреченно кивнул Давид Юльевич.

Теперь я понимал, почему Гарика заперли в подвале вместо меня.

– Примите мои соболезнования.

– По какому поводу? – пронзительно посмотрел на меня Прилепов.

– Ну, Ольга была хорошей женщиной. Мне искренне жаль…

– А Гарик – мой сын. И он умер для меня. Разве это не прискорбно?

– Может, и прискорбно… Прискорбно, что ваш Гарик…. Но ведь он сам во всем виноват…

– Я его уговаривал, он соглашался со мной, а сегодня…

– Я могу взглянуть на труп?

– Да, пожалуй…

Мы поднялись наверх, в мансарду, где размещалась комната отдыха – бильярдный стол, барная стойка с целой батареей напитков. Ольга лежала на мягком персидском ковре…

Она лежала примерно на таком же ковре и в той же позе, что и первая известная мне жертва Гарика – Ирина. И кровь на ковре, и окровавленные волосы разметаны по лицу.

– У вас был роман с Ольгой? – спросил я у Прилепова.

– Да. Мы даже собирались пожениться. Но какое теперь это имеет значение? Этот ирод надругался над моей святыней!

– Мне очень жаль.

Ирину Гарик убил потому, что она – верней, Арина не хотела принимать его любовь. Костю он зарубил из мести. С Ольгой он свел счеты, потому что она могла выйти замуж за его отца.

– Мне тоже, – нехорошо глянув на меня, сказал Прилепов.

Он вышел из комнаты, но его место тут же занял Серега.

– Пошли! – злорадно оскалился он.

– Куда?

– В расход пора. Много знаешь, мало живешь…

Я и хотел бы позвать Давида Юльевича. Может, Серега не так все понял. Но гордость не позволила мне громко крикнуть, что могло быть расценено как мольба о помощи.

Но Прилепов появился сам.

– Да, Иван, забыл сказать. Мы решили от тебя избавиться, – как о чем-то будничном сообщил он. – Поверь, так и тебе будет легче, и мне.

– И вам совсем неинтересно знать правду? – спросил я, чтобы заинтриговать человека, от которого зависела моя жизнь.

– Мы все знаем правду. И ты, Иван, ее знаешь, и мы… Гарик умственно нездоров и действительно очень опасен для общества. Но он мой сын, и я не хочу, чтобы он попал в руки закона. Я накажу его сам, по своему усмотрению. Поверь, мало ему не покажется… Ну а тебя отсюда я выпустить не могу. Сам должен понимать, почему…

– И все-таки вы должны знать, что в смерти Ольги виноват не только Гарик.

Я заметил, как у Сереги дернулась щека.

– В ее смерти виноват и я, – кивнул Прилепов. – Должен был уберечь ее, но не смог… Ольга наводила порядок в мансарде, Гарик ворвался к ней, закрыл за собой дверь…

– Ольга могла кричать. Неужели никто не слышал, как она кричала?

– Я ничего не слышал, – качнул головой Серега.

– А ты находился в доме в тот момент?

– Да.

– Где?

– А какая тебе разница?

– Сергей, ну зачем ты так грубо с человеком? – пожурил своего подчиненного Прилепов. – Он, между прочим, из уголовного розыска.