Когда люди станут братьями?

Одиночество вызывает преувеличенное сосредоточение на себе, постоянное рассуждение о себе, вращение вокруг собственной оси (рефлексия), самомнение, которое может привести к мании величия; или наоборот — чрезмерное самоуничижение, которое рождает манию преследования, боязнь людей, даже ненависть к людям (мизантропия); в телесном же отношении чрезмерное одиночество приводит к болезни нервов (неврастения).

Ибо быть здоровым, значит быть цельным в самом себе и в общении со всем и со всеми. А всякий разрыв с Высшим началом, с равными себе и с низшей тварью ведет к нарушению цельности, духовной целости (это и есть суть целомудрия), или, проще сказать, здоровья. Словом разъединение и его обратная сторона — одиночество ненормальны и в личном, и в социальном, и в космическом смысле, и в духовном, и в душевном, и в телесном отношении.

Тоска по всемирном единении.

И потому у людей нет большей жажды, как „тоска по всемирном единении“ (по словам „Великого Инквизитора“ у Достоевского).

О нем томится и вся вселенная, созданная по закону всемирного тяготения. Если бы этот закон нарушился, мир распался бы. Все живое стремится к всеединству [Идея всеединства составляет смысл жизни, согласно философии Влад, Соловьева.]. И потому — „печаль разъединения говорит от звезды к звезде в ночном молчании“ (Р. Тагор).

Один путешественник, будучи в Сахаре, услышал какой-то странный стон. „Это пустыня стонет о своем бесплодии”, пояснил проводник. Она чувствует себя как бы выключенной из общего творческого потока жизни.

О, как знаком этот вздох всякому кто чувствует себя лишним и чужим в жизни!

И мы видим, что вся положительная, благородная человеческая деятельность направлена к воссозданию утраченного единства.

Наука стремится путем опыта и умозрения найти единую объективную истину, которая привела бы в согласие все частные идеи, примирила бы все противоречия и объединила бы всех людей.

В своем „Учении о Логосе“ наш русский философ С. Н. Трубецкой выясняет, что вся наука есть не что иное, как разыскание этого Всемирного Разума в мире, Единого в разнообразии, выражающегося, например, в законе единообразия природы.

Искусство имеет целью создать хотя бы образ единой вечной красоты, который заставил бы всех склониться перед ней в эстетическом восторге. И оно достигает этого в известной степени. Искусство стремится звуки, краски, линии привести в гармонию аккорда и симметрии и этой гармонией способствовать миру всей твари.

Не только в сказке и мифе Орфей игрой на лире укрощал зверей и заставлял камни слагаться в стройные стены вокруг города Фив, но и в действительности музыка укрощает душу, объединяет в едином порыве ввысь всех, без различия партий, убеждений и наречий. В этом смысле нет „русской“ музыки, как и нет „немецкой“ математики.

Вся печаль поэзии посвящена чувству разъединения и одиночества. Через всемирную элегию душа мира как бы говорит устами русской девушки Татьяны:

„Я здесь одна,

Никто меня не понимает,

И молча гибнуть я должна...”

(„Евгений Онегин“ Пушкина.)

Вся радость поэзии посвящена любви к Богу, человеку и природе.

Наконец, ту же цель — создать единство между людьми — преследует общественная деятельность.

Но почему же все-таки человеку не удается это постоянное и неустанное стремление к единству и тесному общению родства?

Люди идут в гости, но — „тысячи потухших душ не дадут и одной искры.“ Люди идут друг к другу от скуки, и в результате самое большее, что получают — это веселую скуку. И это обычно лишь при условии, если есть самовар, карты и т. п. Вспомним „Дневник курсистки Дьяконовой“, которая переживает глубокое разочарование в своем стремлении найти общение с людьми.

Люди заключают дружбу, товарищество.

Не так давно одна студентка, бросившаяся с киевского моста в Днепр, оставила записку: „Товарищей нет — есть собутыльники.“

Люди, связанные общими материальными интересами, задачами классовой борьбы, объединяются, — но как часто их скрепляют лишь эти материальные низшие интересы, „спайка ненависти“, а не взаимная любовь!..

Государственные деятели, всемирные завоеватели стремятся создать единство путем устройства всесветных монархий, путем юридического принуждения, — но ведь „мечом можно согнуть лишь спину, но не сердце“, как говорит арабская поговорка. И чем больше увеличивалось централизующее государственное насилие, тем с большей энергией потом центробежные силы стремились к анархии.

Даже Церковь, как она есть, еще не объединила нас до конца. Ведь, немцы и русские молились одному Богу во имя одного Христа о победе друг над другом. И даже представители одного и того же христианского вероисповедания (протестанты — англичане и немцы, православные — русские и болгары) принадлежали к враждебным фронтам. Мы молимся одному Богу и одними молитвами, но увы! — каждый о своем...

Наше христианство слишком часто является лишь храмовым, т. е. ограничивается объединением в храме.