Его мать звали Ванессой, и она покончила с собой. Знала ли она, какое чудовище произвела на свет? Я не хочу думать, что у Стивена был выбор кем становиться. Не хочу думать, что все могло обернуться иначе, если бы Ванесса не сдалась и довела воспитание сына до конца. Не хочу думать, что Стивен был бы нормальным парнем, если бы его не мучил отец.
Не хочу. Потому что Стивен был просто чудовищем и все тут. Он уже родился ненормальным. Он родился таким.
Внутренне я сжималась всякий раз, как только родители навещали меня. Я не могла спрятаться в ванной, не могла забраться под одеяло. Я не могла на них смотреть, но их лица, казалось, были повсюду.
Стоило мне потерять бдительность, и в голове тут же всплывали обрывки фраз, слова отца, слова доктора…
Теперь, когда я смотрела на лица родителей, то вспоминала слова доктора: что я не могу залезть в кабинку в ванной комнате; что часть моего мозга умерла; что я мертва для общества…
Мама не знала, как реагировать, ни тогда, ни сейчас. На папином лице была каменная маска. Наверное, как и на моем. Я замерла на кровати, даже не дышала. Боялась чего-то.
Мама наконец приблизилась и поцеловала меня в лоб. Я прикрыла веки и на мгновение позволила себе подумать, что все хорошо. А потом открыла глаза и вернулась в реальность. Мама была мамой Джорджи. Я потеряла Джорджи. Как она может меня любить? А может, и не любит?
Я всмотрелась в ее лицо: морщинки у карих глаз, темные вьющиеся волосы… Мама даже никогда не выпрямляла их, как часто делала миссис Нэтвик – говорила, что так она выглядит непринужденнее. На секунду она отвела взгляд, чтобы посмотреть в потолок, затем улыбнулась мне сквозь слезы:
– Ну что, малышка?
Что она имеет в виду? Что это значит?
Папа вздохнул. Он стоял в изголовье кровати, нависал надо мной словно башня. Молчал. Я перевела на него взгляд, и он спросил:
– Готова вернуться домой?
Мое сердце дрогнуло, и я снова ощутила страстное желание забиться в угол.
– Кая? – позвала мама. Прочистив горло, я громко сказала:
– Разве доктор разрешил?
Папа тут же рассердился: в его глазах мелькнул стальной блеск, губы сжались в тонкую полоску, но затем он вздохнул и мягко ответил:
– Если ты не хочешь здесь оставаться, Кая, я заберу тебя.
Оттого, что он назвал меня по имени, по спине побежали мурашки, но я сидела смирно. В голове вновь всплыли слова доктора о том, что мой мозг все превращает в негатив. Папа просто назвал меня по имени. Это просто имя. Мое имя.
Я отвернулась к окну, чтобы побороть нестерпимое желание спросить, любят ли они меня.
Вдруг мама крепко обняла меня, прижав к себе.
– Малышка, все будет хорошо, – шепнула она, и я широко открыла глаза, боясь сморгнуть накатившие слезы.
– Так. Довольно, Кая, – резко оборвал отец. – Ты должна прекратить. Хватит, ясно? – Он подошел к моей постели и схватил за плечо, оттеснив маму. Мое тело вспыхнуло от боли, когда папа рванул меня, заставив принять вертикальное положение. Я напряглась. Понимала, что удара не последует, но тело само собой сжалось, ожидая боли.