Когда мертвые заговорят

В половине четвертого утра я затормозила у дома миссис Нэтвик. Над входной дверью горел светильник, и сквозь кустарники роз я заметила на кухне движение. Миссис Нэтвик меня ждала, но мы обе боялись предстоящего разговора.

У меня было больше пяти часов в дороге, чтобы привести мысли в порядок, чтобы успокоиться, но все оказалось тщетно. Увидев тень миссис Нэтвик на кухне, я снова рухнула в пропасть и сжала обеими руками руль, не в силах заглушить двигатель.

Мама и Дэйзи Келли были подругами. Возможно, они родили в один день. Такое ведь случается. А что касается ребенка… Его, может быть, забрал убийца… Да-да, ведь так все и было! Дэйзи доставили в больницу, чтобы собрать анамнез. Если там работал Криттонский Потрошитель, он мог закрыть ей рот и забрать младенца.

Ладони будто огнем опалило, и я разжала пальцы.

Тогда почему Олива Дюваль была в клетке с Дэйзи Келли? Зачем Потрошителю понадобилось похищать женщину, у которой уже был ребенок? Леде Стивенсон на тот момент был год. Может, Потрошитель похитил Оливу, чтобы та научила Дэйзи заботиться о младенце?

Какая прекрасная история, вот только в ней все равно ничего не сходилось. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я наконец-то заглушила двигатель. Чувствуя болезненные спазмы и жгучую боль внизу живота, я вышла из автомобиля, хлопнув дверцей и тем самым перебудив соседских собак, и, ступая по промерзшему гравию, направилась к калитке. Внутри меня все подрагивало при каждом шаге – аккурат желе, а сердце словно увеличилось в размерах и весило тонну. Мир съежился до крохотных размеров двери, ведущей в дом миссис Нэтвик.

Туккк. Туккк. Туккк.

Руки дрожали, когда я, стоя под навесом в освещении лампы, потянулась к дверной ручке. Дверь была открыта. Она скрипнула, когда я шагнула за порог.

Туккк. Туккк. Туккк.

В прихожей было темно, но на кухне горел свет и шумел вскипающий чайник.

– Кая, я здесь, – раздался голос миссис Нэтвик, пронизанный страхом, затем послышался звук льющейся в кружку воды.

Я стянула грязные ботинки и, оставив их на коврике, прошла на кухню. Миссис Нэтвик стояла у плиты в пижаме и халате ко мне спиной. Наверное, плакала. Не хочу видеть ее слез, не хочу видеть, как напряжены ее плечи. И вдруг она обернулась, и посмотрела на меня так сурово и строго, как никогда. В глазах ни слезинки. Скрестив руки на груди, она шумно вздохнула.

«Ты в своем уме? Три часа ночи, моя дорогая, и вместо того, чтобы нормально поговорить по телефону, ну или хотя бы встретиться при свете дня, ты мчишься за сотни километров в другой город из-за какой-то безумной ерунды?!» – Я думала, что миссис Нэтвик скажет что-то в этом роде – таким тяжелым, пронизывающим был ее взгляд. Я готова была рассмеяться собственной глупости. Но хорошо, что не рассмеялась, потому что миссис Нэтвик отчеканила:

– Ты должна понять одно: твоя мать – Мэгги. Без разницы, что говорят. Мэгги твоя мама. Она любила тебя больше всех на свете. Это то, что важно. Тебе все ясно?

Я думала об этом слишком долго. Всю дорогу сюда. Вечность. Но этого оказалось недостаточно, потому что сейчас не знала, как отреагировать на признание миссис Нэтвик. Не знала, что именно сказать, какую эмоцию отразить на лице. Сердце сжалось в один миг, я перестала дышать. Чтобы не упасть, я опустилась на рядом стоящий стул и безвольно откинулась назад. Отрицательно покачала головой, но возражать было поздно – все слова были сказаны и услышаны.

Миссис Нэтвик замешкалась, затем поставила напротив меня стул и опустилась на него, стукнувшись коленями о мои.

– Кая, солнышко мое. – Миссис Нэтвик наклонилась и положила сухую, пахнущую кремом ладонь на тыльную сторону моей ладони, перемотанной бинтом. Пора бы его уже снять, ведь драка с Кирой была очень давно – тысячу лет назад – и раны затянулись. Просто сил не было. Сейчас я убрала руку из-под руки миссис Нэтвик и развязала бинт; сжала его в кулаке так, что выступили вены. Миссис Нэтвик, следящая за моими движениями, ничего не произносила. Осторожно раскрыв мой кулак, она взяла бинт, выкинула его в мусорное ведро под раковиной и обернулась, воскликнув:

– Какие же холодные у тебя руки! – Она не стала спрашивать, почему я приехала без верхней одежды, почему сижу на ее кухне в тонком свитере. – Приготовлю тебе чай. Горячего и с сахаром. Ты не любишь, но он поможет взбодриться.

Я бесстрастно молчала, и она снова начала:

– Кая, ты уже взрослая, поэтому должна все понять. Твоя мама не стала бы тебя обманывать, не будь на то причин. Понимаешь? Твоя мама не могла сказать. Я тебе клянусь, – с жаром продолжила миссис Нэтвик, и ее голос надломился. – Я обещаю, Мэгги любила тебя больше всех на свете. Она бы огорчилась, если бы узнала, что ты злишься на нее.

– Я не злюсь на нее.

Я впервые что-то произнесла. Пять часов ни одного словечка, и вот открыла рот, и слова оцарапали горло. Я вздохнула, пытаясь сообразить, куда смотреть, но краем глаза все-таки уловила перемену в лице миссис Нэтвик: она сперва замешкалась, а затем осторожно переспросила:

– Не злишься?