Когда мир изменился

Трещины меж тем сделались настоящими расколами, устремляясь в глубь здешней тверди. Светло-золотистое сияние устремлялось оттуда вверх, сливаясь с мрачным лилово-багровым светом Города греха; и некромант внезапно ощутил одиночество, страшное, небывалое, словно и впрямь вокруг него куклы, марионетки, движимые только и исключительно его собственной волей.

Он вспомнил слова Аэсоннэ. Вспомнил боль и обречённость в глазах юной драконицы, которую тогда принял за обиду и ревность.

Вспомнил и понял, почему из всех драконов Эвиала его воля и память втащили сюда именно мать Аэ.

Но, проклятие, как, как он всё это сделал?

Или кто-то вытянул всё это из его памяти так, что он даже не заметил? Те самые орк с гномом? А та, что была с ними – настоящая или поддельная Аэсоннэ – могла бы она?…

Вокруг него мало-помалу образовывалось открытое пространство, пирамиды и обелиски обваливались, исчезая в золотистом сиянии. Некроманту некуда было отступать, все дороги были отрезаны.

Однако Кэр оставался спокоен, сам удивляясь этому. Бушевавшая сила отзывалась болезненными толчками его сердца, однако эти же толчки, словно кузнечный молот, ковали сейчас твёрдую и несокрушимую решительность.

Если я привёл сюда других, то я – много больше, чем простой некромант. Я слишком долго прятался от своего предназначения, мною пытались играть и манипулировать, какие-то силы, затаившиеся в тенях, сейчас не слишком важно, какие именно. Аэсоннэ была права, но разом и неправа. Этот мир не мёртв, его населяют не зомби.

Но Город греха не зря разлёгся совсем близко от реальности, где существуют Армере и другие города, горы, реки и равнины. Громадный, бесконечный, он слишком сложен, чтобы понять его суть и смысл в один краткий миг. Его истинные хозяева так и не показались; нет сомнений, они и сейчас пытаются что-то измыслить, повернуть дело себе на пользу; что ж, пускай, у него совсем иные намерения…

И, словно проверяя себя, некромант шагнул прямо в золотистое сияние провала.

Он не должен был провалиться, бушующая сила вокруг подхватывала, словно восходящие потоки птицу; однако стопа его нашла лишь пустоту. Взмах глефы, гномья сталь помогла направить безумствующую мощь, и некроманта почти вышвырнуло обратно.

Нет, так дело не пойдёт!..

Ему казалось, Город греха уплывает, словно морской корабль, утопая в волнах золотистого пламени. Оставшиеся пирамиды и зиккураты отдалялись, над ними, почти невидимые во тьме, трепетали множества крыл – демоны готовились к следующей атаке.

Хотя непонятно, зачем им атаковать? Пришелец заперт на крошечном островке, плавающем в золотистом море; сияние над ним поднимается всё выше, поглощая мрачные острия обелисков.

«Вот теперь ты точно сможешь открыть себе дорогу». – Грубый голос орка словно с трудом пробивался сквозь бурю.

«Теперь тебя тут точно ничто не держит», – подхватил гном, словно из дальней дали.

«Теперь ты начал верить, – сказала Аэсоннэ, незримая среди волн золотого тумана. – Только теперь».

Словно услыхав её, невидимые орды Хаоса ответили дружным рёвом. Конечно, Хаос-то он Хаос, а придумать что-то более упорядоченное, чем Город греха – огромную магомашину, исполинскую фигуру для творения могущественных чар – ещё постараться надо.

Или это сделали те, кто убедил Хаос подарить им силы, кто заверил его, что успех – поглощение этого мира – не за горами. Зачем Хаосу ещё один мир? – да просто потому, что иначе он не может, как огонь не может не пожирать лесной сушняк.

«Ты уже почти готов», – сказала Аэ, выступая из золотого сияния.

Точь-в-точь такая, как в тот день, когда они расстались. В той же курточке, узких брючках, с развевающимися жемчужно-белыми волосами.

– Нет, конечно же, меня здесь нет, – предостерегающе подняла она руку. – Да и сам рассуди, как могла бы я тут появиться? Ты вызвал меня, ты меня сотворил, потому что я нужна, нужна здесь и сейчас.

– Что ты говоришь? – вырвалось у него хриплое. – Как это «тебя здесь нет»?… Вот же ты!..

– Потому что ты этого пожелал, – нахмурилась юная драконица. – Пожелал по-настоящему, впервые за все годы нашей разлуки.

– А где тогда настоящая Аэ?

– Я и есть настоящая, – пожала она плечами. – Ты захотел увидеть меня, и я пришла. Потом я уйду, вернусь… к себе. Там, наверху. Ты всё-таки до конца ещё не понял… Я – это она. Она – это я.

– Я это смог…

– Конечно смог, – кивнула она. – И это, и многое другое.

– А когда мы договорим?…

– Я вернусь к себе. Аэсоннэ будет помнить всё, мы вновь сделаемся одним. Твоя дорога только началась, ты ступил на неё – только ступил, но уже хорошо, что перестал топтаться на пороге.

Назидательный тон драконицы раздражал.

– Я решу сам, Аэсоннэ, какую дорогу мне выбирать и когда.

Та дёрнула плечиком.

– Тогда тебе предстоит ещё много сюрпризов.

– Аэ… когда-то всё было совсем по-другому… – Болело сердце, ныло тупо и неостановимо.

– Я выросла, – без улыбки сказала драконица. – Я больше не могу играть в маленькую девочку. Я никогда ей и не была – память крови не шутка. Но тебе так было легче и приятнее, и я играла. А теперь всё должно измениться.