Когда мое сердце станет одним из Тысячи

Но решения своего я не изменю. Не сейчас.

Я стою голая по пояс и говорю:

— Раздевайся.

Он возится с первой пуговицей на рубашке. Затем начинает искать провод от лампы, чтобы выключить свет.

— Не надо, — говорю я.

Он замирает.

— Мне нужно видеть, что я делаю.

Мышцы на его шее напрягаются, он сглатывает:

— Окей.

Меня охватывает сомнение, сеть проводков и струн с силой растягивается по всему телу, и я снова начинаю гадать, хочет ли он всего этого. Может, он передумал. Может, он разочарован видом моей по-мальчишески плоской груди и костлявых ключиц. Я никогда особо не задумывалась о своем теле и его привлекательности, но если взглянуть объективно, похвастаться мне особо нечем.

Затем я опускаю взгляд на его ширинку и замечаю, как она оттопырилась.

Несколько секунд я просто неподвижно смотрю. По телу пробегает дрожь. Но не от страха — от возбуждения.

Вот доказательство. Он делает это не потому, что я попросила, не из жалости ко мне. Он этого хочет. Он хочет меня.

Мое дыхание внезапно становится очень громким и нетерпеливым.

Я замечаю, что он уставился на мою грудь. Он замечает, что я заметила, и отводит глаза.

— Хочешь потрогать их, — говорю я.

— Да, — голос у него низкий и хриплый, словно горло болит.

В голове звенит, внезапно мне становится тепло.

— Давай.

— Ты уверена?

Я киваю.

Он сглатывает, поднимает руки. Опускает их. Набирает побольше воздуха в легкие и снова поднимает.

Первое прикосновение словно прыжок в ледяной бассейн жарким летним днем. Первые несколько секунд кажутся невыносимыми, но затем шок рассеивается, и я плыву. Затаив дыхание, я смотрю, как его пальцы гуляют по моей груди. Он большим пальцем проскальзывает по моему соску, затем проводит медленным движением вокруг, и где-то внутри мое тело приятно подрагивает.

Я теряю равновесие, голова начинает кружиться. Моя нервная система уже начинает перегружаться. Мне нужно остановиться.

Я хватаю его за запястья и опускаю его руки. Он вцепляется в покрывало. Я закрываю глаза и медленно вдыхаю, нащупывая свой центр контроля. Мир вокруг меня перестает плыть, я открываю глаза.

— Ложись, — говорю я, — на спину.

Он вытягивается на кровати и лежит напряженно, руки вдоль тела, ноги вместе. Я кладу руку ему на пах.

Его бедра вздрагивают, рот приоткрывается, а глаза смягчаются и увлажняются.

— Твою ж мать, — выпаливает он. — Извини.

Я отстраняюсь.

— Тебе больно.

— Нет, просто неожиданно. Было… Было приятно.

Я тянусь к первой пуговице его рубашки. Он мгновенно напрягается. Он начинает поднимать руки.

— Руки на кровать, — приказываю я едва слышно. Он снова сжимает кулаки на покрывале. Я расстегиваю еще одну пуговицу.

— Погоди, — резко вмешивается он. — У меня нет презервативов.

— Я принесла один. — Я роюсь в кармане толстовки, висящей на стуле, и извлекаю маленький серебристый пакетик, который заранее купила в мини-маркете.

— У тебя же нет аллергии на латекс.

Он качает головой.

— Хорошо. — Я кладу пакетик на покрывало и принимаюсь за следующую пуговицу.

— П-подожди. Давай не будем так торопиться.

Я замираю, почти не касаясь его.

— Что случилось, — спрашиваю я.

Мышцы на его лице напрягаются.

— Ничего.

Я не двигаюсь. Я что, делаю что-то не так? Едва-едва заметно я касаюсь его бедра. Веду палец к маленькому металлическому язычку ширинки и расстегиваю ее на пару сантиметров. Он лежит в полной неподвижности. Я расстегиваю молнию еще чуть-чуть, он закрывает глаза. Пот поблескивает у него на лбу.

Начало положено, но я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, как это должно случиться.

Когда я начинаю говорить, голос немного дрожит, несмотря на все попытки держаться уверенно.

— Я никогда не занималась этим раньше, поэтому скажи мне, если я делаю что-то не так.

Его глаза разом открываются.

— Что?

Я сразу понимаю, что сделала ошибку, и прикусываю язык.

— Что ты только что сказала?

— Ничего. — Я начинаю расстегивать его ширинку, но он хватает меня за запястье. Я отдергиваюсь.

Он отпускает меня, моментально садится и смотрит в упор.

— Ты девственница?

— Это не имеет значения.

— Пожалуйста, просто ответь мне.

Не знаю, что произойдет, если скажу ему правду, но врать я не умею. У меня никогда не получалось хорошо врать. Поэтому я просто молчу.

Он закрывает лицо руками.

— Боже мой, — шепчет он.

Я жду несколько секунд, но он больше ничего не произносит. Грудную клетку неприятно сдавливает.

— Ты хочешь продолжить, — спрашиваю я.

Он медленно опускает руки.

— Прости, я не могу. Я думал… в смысле, в парке, когда ты спросила меня, хочу ли я… Я подумал, что ты уже занималась этим.

В груди больше нет напряжения, она пустая, онемевшая.

Мне как будто стало легче. Этот мир мне хорошо знаком и понятен, мир, в котором двери человеческих связей для меня закрыты. По какой причине — не имеет значения. Самое главное — все кончено, я отворачиваюсь.

Он произносит мое имя, но я не смотрю на него. Я поднимаю лифчик и надеваю.

Он встает и зовет меня:

— Подожди, ты что делае?..

Я отхожу.

— Все в порядке. Я пойду.