Когда молчит совесть

Ему нравился этот ставший уже почти законом порядок. Раньше, когда Вугар дни и ночи проводил в лаборатории, он не замечал этого само собой установившегося правила, не было у него времени обращать внимание на подобные вещи!

Ступая осторожно, чтобы не нарушать тишины, он подошел к доске приказов. Интересно, какие новости, касающиеся его работы, произошли в институте за то время, пока он отсутствовал?

Но как внимательно ни изучал он приказы, не было среди них ни одного, где бы упоминалось имя Вугара или его работа. Даты под приказами были старые. На одном из двух рядом приклеенных объявлений партийная, комсомольская и профсоюзная организации горячо поздравляли институтскую футбольную команду с получением звания чемпиона Академии наук Азербайджанской ССР и желали молодым сотрудникам и в дальнейшем блестяще сочетать спорт с научным творчеством. Другое объявление доводило до сведения всех записавшихся в жилищный кооператив, что не уплатившие вовремя пай будут вычеркнуты из списка.

Вугар уже хотел отойти от доски, как вдруг его остановил чей-то удивленный и вместе с тем начальственный голос:

- Товарищ Шамсизаде?!

Голос был незнакомый. Кто мог разговаривать с ним так властно? Он не успел повернуться, как перед ним возникла высокая полная женщина:

- Слава аллаху! Наконец-то... Неужели мы видим вас?!

Женщину эту, в голосе которой соединились и радость и укор, Вугар знал. Это была заведующая общим отделом института - Бекташева. Точная в работе, предельно аккуратная, Бекташева пользовалась в институте всеобщим уважением. Она была подчеркнуто официальна, неразговорчива, редко улыбалась, даже седовласые профессора и почтенные ученые порой с опаской обращались к ней. Не было в институте такого человека, который посмел бы поднять голос на Бекташеву, вступить в спор, сказать ей что-нибудь наперекор. И сейчас, когда Бекташева так ласково заговорила с Вутаром, он обрадовался: это был добрый знак, значит, его дела в институте обстоят не так уж плохо! Иначе не стала бы Бекташева так шумно приветствовать его, а пожалуй, и не взглянула бы в его сторону.

- Салам алейкум, Селминаз-ханум. Как вы себя чувствуете? Как идут ваши дела?

Он спросил это из самых лучших побуждений, ему хотелось предстать перед заведующей отделом человеком сердечным и тем самым установить с ней добрые отношения. Но, как говорится, хотел бровь подправить, а глаз выколол. Не учел, что Бекташева терпеть не могла подобных любезностей. Здороваться с нею нужно было предельно официально, не переходя за черту служебных отношений, а уж спрашивать, как идут ее дела, то есть заводить разговор, не относящийся к делу, было совершенно излишним.

Бекташева ничего не ответила, нахмурилась и проговорила серьезно и строго:

- Где же это вы пропадали? Почему ничего не давали знать о себе? Бросив все дела, мы разыскиваем вас, милицию на ноги подняли. Или вы решили поиздеваться над нами?

- Меня не было в городе, Селминаз-ханум...

Но Бекташева, не желая слушать оправданий, оборвала его на полуслове:

- Не утруждайте себя, нам уже все известно. Вы получили нашу телеграмму?

- Получил, Селминаз-ханум, и первым же поездом прибыл в Баку.

- Весьма мило, - ехидно сказала Бекташева. - Значит, не отправь мы телеграммы, вы бы так и не вернулись?

Вугар не стал возражать - Бекташеву все равно не переубедишь. Он глядел в пол, чуть заметно улыбаясь.

И вдруг Бекташева взмахнула рукой и крепко вцепилась Вугару в локоть, словно испугалась, что он сейчас сбежит и больше никогда здесь не покажется.

- Идемте, ради бога! Сдам вас с рук на руки товарищу Гамзаеву, не то кто знает, что вы еще можете выкинуть. Вот уже сколько дней, как он меня только о вас и спрашивает. Вперед! - приказала она.

* * *

Заместитель директора института по научной части Муршуд Гамзаев сидел в глубоком старомодном кресле и спокойно разговаривал с кем-то по телефону. Плотно прикрытая, обитая кожей дверь резко скрипнула, и он поднял голову. Увидев Вугара, смущенно задержавшегося на пороге, а за его спиной торжествующую Бекташеву, Гамзаев, улыбаясь, махнул ему рукой, подзывая к себе, и указал на стул, стоявший рядом с креслом.

- Вы совершенно правы, я абсолютно согласен с вами, - явно взбодренный, продолжал он телефонный разговор. - Чистая совесть - самая мягкая подушка. Наша обязанность устранить подобные недостатки и оказать ему всемерную помощь. Да вот и он сам! Нет, нет, только что зашел! Ну что же, не возражаю. Он подъедет к вам, и вы сами с ним посоветуетесь...

Положив трубку, Гамзаев повернулся к Вугару, долго оглядывал его и вдруг многозначительно усмехнулся:

- Сельский воздух пошел тебе на пользу, ты поздоровел! Чем тебя там кормили?

- Птичьим молоком - прекрасное лекарство!

Профессор Гамзаев помолчал и снова внимательно посмотрел на Вугара.

- Не оттого ли ты такой гордый?

- Нет, профессор, для гордости у меня есть другие основания.

- Какие же, например?

- Уважение, почтение, бескорыстная забота, которую я ощутил среди односельчан.

- И только-то?

- Нет, еще сердечность, ласковое обращение.

- Что же еще?

- Больше ничего!