Когда молчит совесть

Тихо в лаборатории. Только хрипло и монотонно постукивает вакуумный насос… Порой Нарын нарушала нудную тишину, — заметив, что Хадиджа-хала задремала, она вдруг заливалась звонким смехом, заставляя ее просыпаться и вздрагивать Вугара. А то к месту или не к месту задавала Вугару вопросы, вступала с ним в спор. Хадиджа-хала встряхивалась от липкой дремоты, казалось, по лаборатории пролетал свежий ветерок…

В первые же дни лета Вугару пришлось столкнуться с непредвиденным затруднением: обнаружилась нехватка льда. При испытаниях лед заменял охладители. Доставать его казалось трудно, а это здорово мешало работе. Выручила, конечно, Нарын. Она не стала на этот раз вступать в споры с начальством, никому не угрожала, ни на кого не жаловалась, просто каждое утро приносила в лабораторию два ведра, наполненные голубыми прозрачными кусками льда. Где и как она его доставала, Вугар не знал, а спрашивать не решался.

Но вот однажды утром Нарын появилась на работе расстроенная, озабоченная, — ведра пусты. Шел июль, день стоял жаркий, душный. Раскрасневшаяся, запыхавшись от быстрой ходьбы (словно бежала от погони), Нарын, не проронив ни слова, тяжело опустилась на стул. Вугар из своего угла взглянул на нее с удивлением. Что случилось? Чем так огорчена она? Отдышавшись, Нарын быстро подошла к столику и, по-свойски взяв Вугара за локоть, потянула.

— Идемте, — твердила она настойчиво. — Идемте и проберите его построже!

Вугар в недоумении хлопал глазами.

— Кого?

— Да этого пройдоху!

— Какого? — Вугару передалось волнение девушки. — Вас обидели? Да успокойтесь, расскажите толком!

— Некогда! Пошли, на месте все узнаете…

Вугар неохотно поднялся из-за стола и остановился в нерешительности. Куда идти? Зачем? Если ее кто-то обидел, что он может сделать? Вугар с детства ненавидел ссоры и драки. «Надо успокоить девушку, растолковать, что нельзя связываться с первым встречным негодяем», — думал он и уже хотел сказать: «Леса без шакалов не бывает», но в этот момент Нарын потащила его с новой силой.

— Идемте, говорю вам! Смотришь на его гнусную физиономию — и тошнить начинает! Он зазнался, заважничал, персону из себя строит. «Не признаю, говорит, никаких институтов! И ученых не признаю!» Идиот!.. — Нарын скорчила уродливую гримасу и надула щеки, явно передразнивая кого-то. Чтоб тебе подохнуть, несчастный! Он, видите ли, институтов не признает! Брюхо умнее головы!

Вугар понял, что вовсе не личная обида взволновала Нарын, очевидно, речь шла об интересах лаборатории. Он послушно последовал за ней.

Выйдя из института, они направились к киоску с газированной водой, что стоял на противоположной стороне улицы. Час был ранний, но солнце палило нещадно, казалось, в воздухе пахнет гарью. После сумрачной прохлады лаборатории жара и духота показались Вугару невыносимыми. Возле киоска выстроилась длинная очередь. Широкоплечий толстяк в сетчатой майке, обливаясь потом, торговал водой. Он тщательно мыл стаканы, холодные брызги летели в его мясистое лицо и, смешиваясь с потом, тяжелыми каплями падали на толстый круглый живот.

Увидев Нарын, толстяк прекратил торговлю.

— Опять пришла?! — сердито крикнул он.

Нарын привела сюда Вугара, рассчитывая, что он поддержит ее. Однако, не дав ему слова сказать, сама кинулась в атаку.

— Пришла! — вызывающе ответила она.

— И напрасно! — Толстяк в ярости выкатил глаза. — Человеку один раз говорят, и он все понимает, а я тебе тысячу раз повторял: не дам льда! Все! Разговор окончен.

— Нет, не окончен.

Толстяк злился все больше, но молчал и только сопел. Нарын, тоже молча, смотрела на него.

— Не мешай работать! — не выдержал продавец. — Человеческим языком говорят. Не зли меня понапрасну!

— Ишь ты! «Не зли»! Важная персона. Видите ли, если он изволит разгневаться, земля наденет траур!

Толстяк побагровел от злости, его огромный живот сотрясался. Ища сочувствия и поддержки, он обратился к очереди:

— Слыхали? Какая наглость! Я ей в отцы гожусь, а она… О времена! В вечность канули срам и стыд…

— Зачем на время клевещете?! — рассердилась Нарын. — Такие, как вы, уродуют жизнь! Вот уж у кого нет ни стыда, ни совести! Водой торгуете, а живот нарастили.

Толстяк вздрогнул, из наполненного стакана выплеснулась вода. Лицо его стало кирпично-коричневым, как увядший цветок граната.

— Вон отсюда! — заорал он. — Вон! Чтобы духу твоего не было! Не то что льда — отравы проси, и то не дам! Или я для тебя из такой дали таскал сюда лед?

— А для кого?

— Для них! — он кивнул на людей, терпеливо стоящих в очереди. — Для тех, кто изнемогает от жажды под палящими лучами солнца!

Толстяк явно старался заручиться поддержкой очереди. Нарын не дала никому слова сказать.

— Неправда! — крикнула она. — Ты таскал лед для своего кармана, для жирного брюха.

Упоминание о брюхе подействовало на продавца оглушительнее самых жестоких ругательств. Он окончательно вышел из себя.