– Вот видите, значит, мы с вами на одной стороне. Я понимаю: у мужчин есть определенные потребности, и с такими женщинами, как вы, они делают то, чего не стали бы делать с женами. Вы удовлетворяете его низменные желания, и это замечательно, но я не хочу, чтобы в этом городе надо мной смеялись. Не позволяйте вашим отношениям выходить за порог спальни, и тогда у нас с вами проблем не будет. Но если вы еще раз дадите повод для сплетен, вы узнаете, каким ужасным врагом может быть наша семья. Хорошего вечера.
И она ушла, даже не оглянувшись.
Глава 20
Я больше не хожу в дом на берегу океана.
В наш дом.
Просто не могу.
Прошла неделя, а обида от предательства Ника все так же жжет. В груди все так же тесно от смущения и сожалений, вызванных поцелуем Эдуардо. Стыд от встречи в дамской комнате тоже не отпускает. Наконец, через две недели после того вечера я открываю дом своим ключом. Ник должен быть в Вашингтоне, на голосовании в сенате. Я кладу браслет и ключи на постель, которая выглядит так, будто на ней не спали давным-давно.
Записки я не оставляю.
Что писать? Наши отношения были обречены с самого начала, ведь мы встретились за несколько минут до его помолвки.
Роль любовницы не по мне, даже мое безрассудство имеет границы. Сейчас это кажется удивительной глупостью – отдать сердце мужчине, который не может быть моим.
Тихонько выйдя через одну из боковых дверей, я иду вдоль кромки океана, и соленая вода смешивается на моем лице со слезами. Это к лучшему. Сезон заканчивается, и скоро Ник уже не сможет выдумывать предлоги для поездок в Палм-Бич. Не сегодня завтра будет назначена дата свадьбы. Мужчине многое позволяется, пока он не обременен женой и детьми, но, стоит ему обзавестись семьей, все меняется. В его новую жизнь я уже точно не впишусь.
Наш роман подошел к естественному завершению.
Когда я возвращаюсь, родители сидят на диване. Изабелла с ними и Мария тоже, хотя должна быть в школе.
– Где ты была? – спрашивает мать.
– На пляже, гуляла.
Я украдкой вытираю лицо, надеясь, что слезы уже высохли и что домашние спишут мой растрепанный вид на воздействие стихий.
– Почему ты не на занятиях? – спрашиваю я Марию.
– Тихо, – говорит Изабелла и указывает на телевизор.
Я смотрю на экран, Мария встает с дивана, чтобы прибавить звук.
У меня перехватывает дыхание.
Слухи оказались правдивыми: на Кубу высажен десант.
У надежды есть такое свойство: когда ты держишь ее в ладони, она обещает тебе все. Ты можешь жить ею целые дни, недели, месяцы и годы, твердя себе, что все будет хорошо, что ты получишь то, чего ждешь, что нынешние трудности временные и ты их преодолеешь. Ведь твоя история должна прийти к счастливому финалу, а иначе зачем все это?
Надежда – восхитительная ложь.
Первые репортажи скупы, новости пугают. Вторжение на Плайя-Хирон – пляж, который американцы называют заливом Свиней, – провалилось. Больше ста человек убиты, больше тысячи взяты в плен. Сейчас мне не до собственного разбитого сердца: я провожу все свое время в попытках хоть что-нибудь разузнать о ситуации на Кубе. Отец с той же целью обзванивает друзей и деловых партнеров, а мать и сестры просто молятся в церкви Святого Эдварда.
Лежит ли тело Эдуардо на Плайя-Хирон или он в тюрьме?
При мысли о том, что он мог погибнуть или получить ранение, у меня разрывается сердце.
Мы ждем, когда к нам просочатся какие-нибудь новости с нашей родины.
Только через несколько дней после неудачной высадки президент Кеннеди выступает с обращением к гражданам.
Мы собираемся в той же гостиной, в которой недавно затаив дыхание ждали результатов выборов. Теперь Мария сидит тихая и подавленная. Отец тоже здесь: на мрачном лице разочарование в очередном политике. А я…
Я сожалею о том, как мы с Эдуардо расстались. Но еще больше злюсь. От надежд, которые я возлагала на Кеннеди, не осталось и следа. Потому ли я его переоценивала, что он друг Ника? Или надеяться – это просто свойственно человеку от природы?
Неужели Куба потеряна для нас навсегда?
Кеннеди произносит какие-то слова, но слова нам сейчас не нужны. Нам нужны самолеты и танки. Нужны люди, готовые сражаться. Хорошо подготовленные солдаты, а не горстка слабо обученных добровольцев, у которых нет шансов победить превосходящие силы противника и которые погибнут или попадут в плен, брошенные американцами.
Нам нужны военные действия со стороны Соединенных Штатов.
– Мы никогда не вернемся, да? – спрашивает меня Мария, готовясь ко сну.
От слабости и от горя я признаю ту правду, которая мучила меня уже давно:
– Я не знаю.
Проходят дни, проходят бессонные ночи. Я ворочаюсь в постели, думая об Эдуардо и о Кубе. Какие там тюрьмы, я видела своими глазами. Теперь Дуайер и его коллеги, конечно, выдвинут план с убийством на первое место. Должны. А что им еще остается? Махнуть на Кубу рукой?
Из репортажей, которые последовали за неудачной высадкой десанта, становится ясно, что Кастро знал о наших планах. Видимо, Дуайер был прав: у Фиделя в Соединенных Штатах повсюду глаза и уши.
Неужели нас предал кто-то из наших?