Когда на небе нет звёзд

А не глупых вопросов оказалось довольно много: О чем думал приславший это? Чего хотел? О чем думает сейчас, чего сейчас хочет? Много ли он знает? Как он мог это узнать? В каком он психическом состоянии? На что способен, кроме того что уже делает? Есть ли у него помощники?… А, может он, этот психопат, вообще ничего не знает? «Мозг – сложная штука»… он мог что-то придумать у себя в голове и стать одержимым собственным бредом. Да, это вероятно. Раз уж на то пошло, мэр на девяносто процентов был уверен как раз в таком раскладе. Воспаленный мозг и не на такое может быть способен.

Мэр опять прочитал: «Убить человека тебе было так же просто, как мне взять в руки камень?»…

Сколько раз он заглянул в этот конверт? В какой раз он произнес эти двенадцать слов? В двухтысячный? Возможно, дошло уже и до трех тысяч. Читать послание, стало вредной привычкой. Порой мэр сам не замечал, как достает конверт, читает и снова убирает его в ящик.

Все началось два месяца назад. Ночью.

В доме было тихо. Все бытовые приборы издавали минимум шума и были замурованы в стенах, что почти не пропускают звуков. Животных нет. Прислуга закончила работу и разъехалась по домам. Гостей не было тем более. Ближайшие соседи живут в трех километрах от его жилища. В доме было тихо, как на дне океана. Мэр дремал на кровати в своей спальной и, возможно, вспоминал свою мать, которая могла быть требовательна, строга, жестока; все зависело от ее настроения. Или мэр вспоминал отца, что сказал ему однажды: «Человек, который не боится тишины – ничего не боится». Мэр так и не понял, верны эти слова или нет. Вообще его отец часто делился с сыном своей сомнительной мудростью. И да, он тоже бывал требовательным, строгим и жестоким человеком… Примерно о таких вещал мэр и думал, когда самая обычная ночь, запустила в окно его спальни камень с посланием. Оборвав тишину дома резким, звенящим в ушах, грохотом. А его самого (мэра), вытолкнув из собственных размышлений.

Страшно ли главе больницы? Нет. Без единого сомнения, нет. Есть люди, которые не позволяют себе бояться. Мэр был как раз таким человеком. Он не боялся, когда узнал о разбитом окне больницы. Или об окне в крохотной кирпичной постройке, что стоит между двумя половинами большого торгового комплекса, в самом центре города. Постройке, что двадцать лет назад была его офисом.

Даже прочтение посланного ему конверта в первый раз, не смогло заставить его тело обеднеть хотя бы на одну капельку пота.

Окружающие мэра люди считают, что это, доведенное до совершенства, умение сдерживаться. Никому еще не хватило ума сказать мэру об этом. И хорошо. Он бы счел такие слова оскорблением. Сдерживаться? Прятать эмоции? Он что, какой-то второсортный актер? Делать вид, что тебе все равно, когда внутри сердце готово остановиться от ужаса… Это не про мэра.

Хотя способность, доведенная до совершенства, у мэра и вправду есть. И это не умение скрывать чувства. Это – умение их не испытывать. Работает почти всегда. Почти.

Мэр вспомнил, как вздрогнул, когда окно разбилось. О том, как все тело его обдало холодом. О сердце, чье биение на несколько секунд вышло из-под контроля. Такого не случалось много лет. И не должно было не случаться еще столько же. А виной всему этот… несчастный, потерянный, запутавшийся человек. Ничего, кроме жалости к нему испытывать нельзя. И, когда мэр выяснит его личность; удостоверится в ней на сто процентов, то, конечно пожалеет преступника. Да, бедняга получит жалость и понимание, на которое только способен мэр. Но и за свои действия, конечно, придется ответить.

Двадцать пятая глава

Мир

Я проснулся с тупой головной болью и звоном в ушах. На затылке ноюще пульсирует гематома. Все тело пробрало дрожью. Особенно это ощущается в области живота. Последнее, что я помню – резкая, пронзительная боль. Давящая темнота. Чувство падения.

Надо открыть глаза. Убедится, что я все еще жив.

Я с силой разжимаю веки. В меня ударяет яркий свет. Головная боль обрела еще большую силу. К горлу подступил душащий ком, и я тороплюсь от него избавиться.

Меня рвет жгучей, густой массой, пока глаза все еще закрыты.

– Только попробуй за собой не убрать. – прозвучал хриплый голос, который мне сложно с кем то спутать. Я снова открыл глаза. На этот раз, испытывая меньше боли. Рядом со мной, немного склонившись, стоит отец Авроры, Винир. Это высокий, худощавый, даже высушенный человек с жилистыми руками. Его карие глаза, мутные и впалые. Волосы почти полностью покрыты сединой. Лоб располосован глубокими морщинами.

– Что ты забыл на моем участке? – спросил Винир.

– Зачем ты меня ударил? – спросил я в ответ.

– Нечего у меня тут ошиваться. Я не для этого сколотил дом у черта на рогах. – Винир с любопытством, смотрит на меня. – Тебя на этом обрыве, я ожидал встретить в последнюю очередь.

– Сам от себя не ожидал…