Когда на небе нет звёзд

Вот я здесь, снова… Снова стою совсем недалеко от края и смотрю прямо перед собой. Надеюсь, в этот раз никто не ударит меня сзади… Лиза как-то спросила меня, «О чем думаешь, когда летишь с такой высоты?», а я не нашел, что ответить. Я не помню. Возможно тогда в моей голове вообще не было ни одной мысли. Это огорчает… Я задумался. А, если я снова упаду, но уже с летальным исходом? Смог бы я создать в голове что-нибудь этакое напоследок? Действительно стоящее. Не протяжное «ААА», и не глухой пробел в мозгу, что появляется, когда тебе срочно нужно о чем то подумать… Я о четко выраженной фразе. Черте, проведенной под жизнью. Итогом. Как бы звучал мой итог? Если вдуматься, это самая интимная вещь у человека. Самая личная. О ней никто, не при каких обстоятельствах, никогда не узнает. Я не беру в расчет предсмертные записки или возможность, что умирать можно в полном сознании, и даже не в одиночестве… Ведь этот момент будет у каждого… Момент, когда губы не в силах шевелится, ноздри перестают вдыхать и выдыхать, картинка перед глазами мутнеет, и ты исчезаешь, думая… «мне страшно»?… Нет. Никуда не годится. К тому же, я не подумал о людях, что умерли внезапно, неожиданно для себя. Наверное, в таком случае, статус итоговой просто причисляется самой последней мысли. Но разве она подводит черту? Как-то обидно за таких людей. Об этом лучше не думать. И ни о чем сейчас лучше не думать. Просто стоять и смотреть…

«Это конец» вдруг пришло мне на ум. А что, мне нравится. Мысль хоть и очевидная. Зато простая и элегантная. Ничего лишнего. Никакого пафоса. К тому же она в буквальном смысле «подводит черту».

К дому Винира подъехал синий автомобиль, марки «Тигр». Это мэр. Он вылез и жестом призвал меня сесть внутрь, а сам направился в сторону дома.

Я забираюсь в машину на заднее сидение, не гласно давая понять, что я не хочу ничего обсуждать по дороге. И пусть мэр может это просто проигнорировать, попытаться стоит.

Винир открыл дверь мэру. Они здороваются. О чем-то говорят. Интересно, о чем они вообще могут говорить? «Прекрасный дом! Ты хороший строитель, Винир. И хороший стрелок, кстати. Напомни, почему я тебя не посадил?». «А вы отлично справляетесь с возложенной на вас ответственностью. А, что с вашими ногтями? Шучу. Никто не обращает на это внимания. Правда»

Вдруг Винир, всего на секунду, очень странно на меня посмотрел. Это случайность? Бывают такие взгляды случайными? Случайный, проникновенный, сверлящий взгляд, направленный одновременно и на меня и сквозь. И полная ясность в глазах. В этих мутных, безжизненных глазах? У меня сложилось впечатление, что он знает все на свете… Может, он хочет поговорить со мной? Нормально поговорить. Объяснить тот самый день. День, который перевернул с ног наголову целых четыре жизни… А может, этот взгляд означает «Приди сюда снова, и я убью тебя»?

Мэр сел в машину, глухо хлопнув дверью. Мы развернулись и двинулись вниз.

– Ты бы пристегнулся. – сказал мэр.

Я пристегнулся.

Машина медленно катится по песочной дороге. Я посмотрел назад. Все больше отдаляются: дом, пара сараев, кусты, дикие яблони, отец Авроры… Зря я сюда пришел. Просто потрепал нервы и себе, да и Виниру. Который был пьян и думал… Хах… что я пытаюсь похитить его дочь, поэтому и сбросил нас с обрыва. Все так просто. А я то голову ломал… Нет.

Нет.

Я понял, что за абстрактная мысль меня посетила. Винир был пьян и стоял на крыльце, когда увидел нас. Я уже говорил – у этого крыльца на обрыв особый ракурс? Винир не знал, что мы над обрывом. С его места положения казалось, что земля практически у нас под ногами. Полметра, не больше.

Передо мной предстала картина: пьяный отец, услышав крик своей дочери, выбегает на крыльцо с пистолетом в руке. Видит, как «крылатый» пытается забрать его единственную дочь и, почти инстинктивно стреляет… Какого же было его удивление, когда мы скрылись за обрывом.

Не знаю, чего в этой ситуации больше, трагизма или идиотизма.

Я хочу улыбнуться, потому что это всегда приятно, когда ты до чего то догадываешься. Но не выходит… А еще я думаю, что больше никогда не смогу испытывать к Виниру прежнюю ненависть. Он все еще тот, кто стрелял в меня, да. Но он с лихвой за это поплатился.

«Я спас жизнь мэру, когда выстрелил в тебя». Интересно, что это значит?

Машина едет вдоль густого леса. Ели, березы, орешники, тополи. Мои глаза слипаются, превращая пейзаж за окном в однородную серую массу.

– Что с вашей левой рукой? – спрашиваю я мэра, как бы невзначай. А то вдруг, я за сегодня должен узнать еще что-то важное.

– А что с ней не так? – встречно спрашивает мэр.

– Вы знайте, что не так. – говорю я, глядя на его затылок.

– Раз спросил, значит не знаю, верно?

– Она… отличается от правой.

– … Что ж, у меня, сколько себя помню, левая рука длиннее правой. Забавно, что ты заметил. Ты очень наблюдательный человек, Мир.

– Наверное. А я все удивлялся, как другие этого не замечают.

Машина, вдруг, стала затормаживать, и съезжать к обочине. Затем остановилась.

– Ты не хочешь, пока мы не приехали в больницу, поговорить о том, что случилось?