Когда на небе нет звёзд

Я знаю, что его слова – уловка, но все равно открываю глаза, потому что боюсь гнева самого зла…

Я вижу склонившееся надо мной мраморно белое лицо с красными глазами и размазанными под ними слезами (не смотря на это, лицо все равно кажется спокойным). Его глаза оценивающе смотрят на меня. На трубки, торчащие из моей руки. На аппараты рядом с кроватью. Он что-то вкалывает в одну из трубок и снова смотрит мне в лицо. Я молчу. Он тоже. «Так просто убить сейчас. И словно ничего не произошло»…

– Аврора… – выдавливаю я из себя сиплым, тонким голосом. Не знаю, зачем. Может, чтобы просто доказать «ему», что я еще в состоянии произносить слова?

– Мне очень жаль. – говорит голос, смотря мне прямо в глаза. – Аврора умерла.

Из горла, внутрь живота пробежала дрожь. Эти слова такие нереальные, такие неправильные. Даже их смысл я не совсем понимаю. Не хочу понимать.

Не успеваю я опомниться, как думать совсем стало невозможно. Какая-то сила схватила мою голову, зажав ее в крепких объятьях. Мои глаза закололо, не могу больше никуда смотреть и, захлопнув веки, тут же проваливаюсь в сон. Страх растворился, как небывало, вместе с невозможными словами и стальным голосом. Тело опять приобрело легкость. Бездна тянет к себе, кружа и покалывая. Я плыву к ней, забывая обо всем, и растворяясь…

Сорок седьмая глава

Мир

Следующие дни я ненавидел себя за то, что перепил на маминой свадьбе – почти не помню, как прощался с Лизой, и как на следующий день прощался с гостями и приехал домой.

Я болел двое суток и казалось, конец моим страданиям, никогда не настанет. Все, что происходило в те дни, меня не интересовало. Физически не могло. Ни на одном человеке, я не концентрировался больше, чем на три минуты. Минеральная вода, моя кровать и туалет – единственные вещи, что вызывали во мне чувства и интерес. А еще, уже много дней подряд, мне не снятся сны.

Сейчас со свадьбы прошел уже месяц. На улице здорово потеплело. Лиза уговаривала меня прогуляться по фруктовому саду или посидеть в открытом кафе, на набережной. Я ненавижу жару, так что предложил компромисс – поторчать у меня дома. Лиза согласилась. Прямо сейчас я разогреваю покупной малиновый пирог в микроволновке и высыпаю в плошку картофельные чипсы.

– Иди уже сюда. Пропустишь начало.

Я сажусь на диван, протягиваю Лизе чипсы. По телевизору идет что-то про вторжение инопланетян.

– Все еще не поздно пойти погулять. Фруктовый сад открыт до десяти.

– Ты можешь сходить с кем угодно другим.

– У меня не так много близких людей. Тебе ли не знать.

– А как же Вик? Вы вроде сдружились.

– Да… Мы сдружились, но нам лучше не общаться. – сухо говорит Лиза.

– Почему?

– Я ему нравлюсь. Кажется, он меня даже любит.

– Как это произошло? – спрашиваю я.

Лиза отвечает: – Мне откуда знать? Я сама Вика не понимаю. Но мы действительно хорошо сдружились. Мне нравилось проводить с ним время. Хотелось бы стать ему другом.

– Я думаю, у тебя получится.

– Правда?

– Я тебе нравился, помнишь? Но ты всю эту глупость отбросила, и мы остались лучшими друзьями.

Лиза, взглядом, полным иронии, уставилась на меня. С чего бы это? А потом она выдохнула и проговорила: – Почему в мире все так сложно?… Я знаю, что это идиотская фраза, но все-таки, почему в мире все так сложно?

Я ответил: – Помнишь, мы с тобой в детстве, играли в «слова»? Я называю какое-нибудь слово, а ты говоришь свое, первая буква которого должна совпадать с последней буквой моего. И так далее.

– Отличное у нас было детство…

– Я не о том. Когда мы только начали, никаких правил не было. Мы просто использовали все слова, что знали, включая города, имена, названия блюд. А потом нам стало скучно. Мы оставили лишь существительные, причем только те, что не являлись ни едой, ни одеждой, ни обозначением чувств. Это тоже быстро наскучило, и мы исключили названия цветов и животных. Затем придумали правило – называть можно только то, что помещается в мою комнату. А еще… я не помню, кто из нас это предложил… если три раза подряд звучат слова, связанные по смыслу, у нас была…

– Супер игра. Произносились только те слова, что связанны каким-нибудь праздником, да еще букв должно было быть не меньше пяти. Играть стало невозможно, мы ломали головы, считая себя идиотами, и постоянно спорили. Да, «слова» нам быстро осточертели. С чего ты об этом вспомнил?

– С того, что игра могла остаться простой и незатейливой. Мы сами все усложнили. А потом возненавидели.

Из телевизора раздался пронзительный, женский крик. Мы с Лизой уставились в экран, где разрушенные здания сменялись кадрами мертвых тел. Сквозь все эти тела, к одному из домов пыталась проползти девушка, спасаясь от уродливых пришельцев. Большую часть ее лица покрывает ожег; обе ноги, кажется, сломаны. Вся она в кровавой, дранной одежде. В воздухе витает серая пыль. До ближайшего дома всего пара метров, и пока девушку никто не заметил. Вдруг, трехпалая, с прозрачной кожей, рука, хватает ее за голову и не успевает девушка опомниться, как на разрушенный город падает бомба и все взрывается… Реклама.