Когда наша не попадала

– А, вспомнил! – обрадовался Кудаглядов. – Иван! Как там этот влипанец, или попаданец, называл то место?

– Антарктида.

– Точно! Пива там варить некому, да и не из чего, так что наше дело правое, вертай в другую сторону! А глаз, вспомнил, всегда чешется к неприятностям!

– Спесь Федорович, а что ты так этого чудака прозвал? Влипанец, попаданец…

– А как же его называть? Он же стремился попасть, а на деле влип, помнишь ведь, что ему князь поручил?

– А куда его ещё девать? – пожал плечами Иван. – Кушать-то хочет, как и все, а делать ничего не может, да и не хочет. Пусть погребёт, глядишь, поумнеет.

– Вот-вот, настоящий влипанец!

– А мы тогда, кто? – с нарочитой ленцой спросил Молчун. – Нас тоже мотает по временам и весям. И каждый раз куда-то влипаем, вот даже среди чистого моря нашли приключений на свою голову…

– Это ты брось! – обиделся Спесь Федорович. – Мы – ватажники, и цель у нас есть великая, Атлантиду найти!

– Так и у них, попаданцев, у каждого цель величайшая, – возразил внезапно разговорившийся Молчун. – Всех сделать счастливыми, и княжество наше над миром всем главным поставить.

– И лично им стать владыками… – лениво добавил Геллер, переворачиваясь с одного бока на другой.

Молчун усмехнулся и с иронией продолжил:

– Это, как говорил Борис, опция по умолчанию.

– Не так ты, Молчун, говоришь, – подал голос сусанин. – Не можем мы быть попаданцами, ибо всё, что мы делали, то не против хозяйской воли было. А все попаданцы, влипанцы и прочие засланцы, да простят меня боги за перечисление всякой нечисти, первым делом обычаи о колено ломают. Ибо влечет их к новому, и кроме этой мары ничего и никого они не видят.

– Это если Грецию не считать!

– Гав!

– А ты, Обормот, молчи! Щенкам слова не давали, когда взрослые кобели… тьфу на тебя, совсем с толку сбил!

Народ загудел и стал подбираться поближе. Тема была новая, и поэтому языки почесать очень хотелось. А Иван вдруг вспомнил тот день, когда в племя пришёл чужеземец, тот, который стал потом Молчуном.

Человек стоял у невысокого плетня в тени дуба, опершись на секиру. Он просто стоял и смотрел на мирный вечер окраины городка. За его спиной остался лес и где-то вдалеке – та битва, что он проиграл. Какая-то надломленность чувствовалась в его фигуре, как-то обреченно он опирался на своё оружие, которое было сейчас просто посохом.

Первыми его увидели вездесущие дети и стремглав кинулись по домам, но не все. Задиристая Машка, дочь кузнеца, и её верный спутник, котёнок Баюн, осторожно приблизились к незнакомцу и молча, осмотрели его. Баюн с дрожащим от храбрости хвостиком обнюхал разбитый сапог и рванулся на руки к хозяйке. А та всплеснула руками, уронив при этом разведчика, и умчалась. Мужчина с котом недоуменно переглянулись, но девочка уже снова появилась, держа в руках расписную чашу, до самых краев наполненную водой. Уже подав чашу, она поклонилась и дрогнувшим голосом сказала:

– Испей водицы, путник. И добро пожаловать в город наш.

Молчун вздрогнул при звуках речи, отпустил секиру и, двумя руками приняв дар, до дна осушил чашу, с глубоким поклоном отдав её хозяйке. Беззвучно выдохнул сосед-ей-ти, снимая стрелу с боевого лука. И отец безалаберной в своей доброте Машки разжал руку, что чуть не сломала дубовую рукоять молота.

Воин чуть заметно покосился на плетень, усмехнулся краем губ и со стоном разогнулся. Его повело в сторону, но крепкая ладонь привычно ухватилась за древко секиры, и он остался на ногах. Вот такую девчонку, раскрасневшуюся от собственной храбрости, с пламенеющей в лучах заходящего солнца гостевой чашей и увидел в первый раз Ивашка. А над пигалицей возвышалась кряжистая фигура гостя с заросшим дурным мясом шрамом на щеке. Его серые, почти стальные глаза бестрепетно смотрели на приближающегося волхва, учителя Ивана, только пальцы левой руки нервно ощупывали вконец изрубленные доски щита. Волхв подошел и долго смотрел в глаза гостя, потом поднял правую руку и почти прикоснулся к его щеке.

– Тебе, вой, надо князю поклониться, – прервал молчание встречающий. – А уж потом, обживаться и дело шукать.

Незнакомец недоверчиво провел рукой по щеке, где осталась только белая полоска кожи, и опять хотел поклониться.

– Брось, – удержал его волхв. – Князю кланяйся, а не мне. Пойдём, до ночи управиться надо.

Из калитки выступил кузнец и взял секиру из руки ошеломленного гостя.

– Совсем ты её измочалил. Давай перекую, точить её зряшное дело.

Молча, как и раньше, воин отдал секиру и пошёл вслед за волхвом. Увязавшихся было за взрослыми Машку с котом поймали. Девчонку – отец, а котенка – мама-кошка. Человека ждала отцовская беседа, а Баюна – строгое вылизывание. Ишь ты, самостоятельные стали!