Когда настанет новый день… Часть первая. Солнце, Воздух и Вода

Тем временем клёпаный корпус линкора, расшатанный попаданиями и близкими разрывами германских двенадцатидюймовых снарядов, дал сильную течь, с которой едва справлялись насосы корабля. Воду, поступавшую в левое машинное отделение, пытались откачивать имевшимися насосами и помпами, но это мало помогло. Положение становилось угрожающим, так как работавшая насосная машина мотылями погружалась в воду, и разбрызгивание её создавало фонтаны, затруднявшие управление главными механизмами.

Вода всё прибывала, и по мере поступления воды в котельные отделения котлы приходилось выводить из действия, в результате чего ход корабля всё уменьшался. Лишившийся половины тяжёлой артиллерии линкор с почти 2500 тоннами воды внутри находился у предела исчерпания боеспособности и с увеличившейся до десяти метров осадкой носом не имел никаких шансов уйти на север Моонзундским каналом. Это прекрасно понимало командование линкора, которому ещё до последней серии попаданий стало ясно его бедственное положение. Гибель «Славы», медленно двигавшейся малым ходом на север и отстреливавшейся редкими выстрелами из кормовой башни, становилась только вопросом времени.

Возможно, Михаил так и простоял бы в ступоре до конца боя, но вдруг со скрежетом открылся тыльный люк кормовой башни главного калибра, и оттуда повалил густой темно-серый дым, а в проёме возникла монументальная фигура старшины первой статьи Ермолаева. Братва обращалась к нему по-простому – звали его Палычем. Сейчас он был похож на пирата по прозвищу Чёрная борода, о котором недавно рассказывал старпом, урезонивая боцмана Моторина за его свирепый нрав.

Лихо закрученные мохнатые усы у Палыча, казалось, дымились, изо рта валил дым, а глаза горели адским пламенем. Впрочем, всю эту жуть можно легко объяснить, если учесть, что в орудийной башне было страшное задымление от пороховых газов. И это невзирая на то, что недавно там была проведена модернизация и установлена система вытяжной вентиляции, а на стволы установили систему удаления пороховых газов из канала ствола, что также вроде бы снижало количество дыма в башне. Однако дышать там всё равно было невозможно, а дым разъедал глаза. Они слезились и становились красными. Внешний вид Палыча произвёл на Михаила отрезвляющее впечатление, и он мигом пришёл в себя.

– Мишка, якорь тебе поперёк… – мощным, как иерихонская труба, голосом рявкнул Палыч. – Ну, чего ты там встал, как у попа на именинах?! Ну-ка, давай бегом сюда. У нас тут заряжающий тяжело ранен. За место него будешь!

– Ага, Палыч, я мигом, – прохрипел Михаил и, поднявшись, покачиваясь от головокружения, двинулся к башне.

Оказавшись внутри, Михаил подумал, что вот так, наверно, и выглядит ад, если он существует. Плафоны освещения совсем закоптились и давали настолько мало света, что было видно только, как в дыму метались силуэты матросов, даже лиц было не разглядеть, а все команды выполнялись почти на ощупь.

– Мишаня, становись здесь, на место заряжающего, – указал ему Палыч, – ты же в учебном экипаже изучал орудия главного калибра, а значит дело это знаешь.

– Небось, не подведу!

Командир расчёта из своей башенки подал команду приготовить орудия к выстрелу. Михаил нажал на пусковой рычаг электромеханического привода подачи боеприпасов. Электромоторы яростно заворчали, словно они не выспались, раздался лязг цепных приводов подъёмных механизмов, и снизу, из порохового погреба, появилась здоровенная люлька с огромным двенадцатидюймовым снарядом.

Михаил вдвоём со вторым заряжающим сдвинули снаряд на салазки перед открытым затвором, а подачу снаряда в ствол осуществили с помощью электромеханического подающего устройства. Затем таким же образом вслед за снарядом отправили картуз с пороховым зарядом и повторили эту операцию со вторым орудием. Затворы тоже имели электропривод, и, как только лязгнули их замки, все приготовились к выстрелу – отошли на штатные места и открыли рты, а Михаил ещё и зажмурился, понимая, что его головная боль сейчас покажется укусом комара…

Командир тем временем откорректировал с помощью своего дальномера и наводчика положение орудий, сделал небольшую паузу и скомандовал: «Оба орудия… Залп!..»

Трудно словами объяснить, что происходит с человеком в герметично закрытой орудийной башне во время выстрела столь мощного орудия. А их в башне было два, и они выстрелили залпом… Это надо самому почувствовать, а точнее – не дай бог такого никому. А у Михаила, как позже выяснили врачи, уже была контузия средней тяжести, полученная ещё тогда, на палубе, где его ударило чем-то по голове. Поэтому орудийный залп вызвал у него такое ощущение, будто ему кузнечным молотом прямо в лоб дали со всего маха, да и всем телом и каждой клеточкой он ощутил всю адскую мощь орудий главного калибра «Славы».