Когда наступает рассвет

Проходя мимо ограды Летнего сада, Домна с детским любопытством прислушивалась, как в зелени цветущих лип перекликались разноголосые пичужки. На мостовой кокетливо прыгала невесть откуда залетевшая сюда бойкая трясогузка. Глядя на маленькую птичку, Домна вспоминала широкие просторы родной пармы.

3

На вокзал Домну провожали супруги Ткачевы и Ксюша. В трамвае Иван Петрович, пристроив у ног котомку девушки, говорил глуховатым голосом:

— Не беспокойся, поможем сесть в вагон. И кати домой! Чай, рвется сердечко?

— Соскучилась очень, — ответила Домна.

— Еще бы, — сказала Груня, заботливо поправляя на голове Домны красную косынку. — Жила ты у нас вроде дочки. Не осуждай нас, Домнушка, коли чем обидели.

— И вы не осуждайте меня за беспокойство. Жила у вас как дома. Спасибо тебе, Груня, и вам, Иван Петрович. Всегда буду вспоминать, сколько вы сделали мне добра.

Ткачев по-отцовски потрепал ее по плечу, ласково сказал:

— Ничем ты нам не обязана. Всегда рады принять тебя снова. Будем рады и твоим письмам. Передай наш привет твоим домашним… Пиши, как устроишься там. Обязательно напиши!

— И мне не забудь написать, как приедешь, Домнушка, — слегка дернув подружку за рукав жакетки, попросила Ксюша.

— Напишу, Ксюша. Ведь я без вас тоже скучать буду… — тихо сказала Домна.

Некоторое время все молчали. Ткачев сказал с грустью:

— Вот так и разлетимся по разным местам. Сегодня Домну провожаем, а через несколько дней и мне надо собираться в дорогу.

Утром Иван Петрович предупредил, что на днях он выезжает с продовольственным отрядом на юг страны собирать хлеб для голодающего Петрограда.

Ткачев помолчал в раздумье и спросил:

— Видели сегодня в газете правительственное воззвание? Нет? В Москве объявлено военное положение: раскрыт заговор эсеров и монархистов. А на Дону поднял восстание генерал Краснов. Знаю его, собаку. Осенью он шел на Петроград, да попался в плен. Надо было с ним кончать. А мы выпустили. Поблагородничали… Вот он и поблагодарил, поднял восстание. Так-то, Домнушка. Думаю, и там, куда ты едешь, разгорится борьба не на жизнь, а на смерть.

— Что ты, Ваня! У них там край лесной, тихий! — возразила Груня. — Не пугай девушку.

— Я и не пугаю. Только ведь и там у них есть богатеи. А они везде одинаковы. Новая власть решила лишить их сытой жизни, награбленного богатства. Что же они, так просто и смирятся?

Ткачев вынул из кармана пиджака аккуратно сложенную газету:

— Мне она не нужна. А если понадобится, еще смогу достать. А в вагоне где ты ее возьмешь?.. Ну вот, кажется, подъезжаем! — взглянув в окно, добавил он. — Давайте собираться! Скоро нам выходить.

Домна развернула газету. На первой странице крупным шрифтом напечатано воззвание Совета Народных Комиссаров. Оно начиналось словами:

«Рабочие и крестьяне! Честные трудящиеся граждане всей России. Настали самые трудные недели…»

— Спасибо вам, Иван Петрович! — сказала она, убирая газету. — Почитаю в вагоне.

— И другим не забудь показать! Пусть все читают. Это надо знать каждому!

4

У Николаевского вокзала толкучка оглушила Домну. Надсадно звенели переполненные трамваи, дребезжали извозчичьи пролетки. Тут и там раздавались крики носильщиков и лоточников, торгующих сомнительной снедью. Были в толпе и разбитные де вицы, и женщины с детишками, и студенты. Встречались военные в офицерской форме со споротыми погонами, бородатые солдаты, раненые, спешившие попасть домой. В шумной разноголосой толпе шныряли бойкие спекулянты с узлами, мешками, корзинами.

— Мешочники! — презрительно буркнул под нос Ткачев. — Порыться у них в мешках, там и масло найдешь, и крупу. У спекулянтов все есть, а народ голодает.

— Ни стыда, ни совести у них! — с раздражением сказала Груня. — Уж я-то их знаю: все, что было у нас в доме, перетаскала на рынок, этим вот… Позабирать бы всех…

— Забирают, ловят! — возразил Ткачев. — Разве всех пересажаешь? Смотри, их сколько, словно клопов, повылазило из щелей.

Людской поток вынес наконец Домну и провожающих на перрон. Тут сутолока была еще больше. У вагонов образовалась настоящая давка. Людей, стремившихся попасть на поезд, было слишком много. Стремясь занять лучшее место, без стеснения толкаясь, крича, переругиваясь с проводниками, люди напирали, силой втискиваясь в вагон.

— Эй, ворона! Что рот разинула, дай пройти с вещами! — крикнул почти в ухо Домне носильщик с двумя солидными чемоданами на ремне через плечо и с узлами, картонками, дорожной сумкой в руках.

Домна посторонилась и увидела своих старых хозяев — архитектора Космортова с женой. Космортов деятельно помогал жене и даме с тремя детьми пройти в вагон. Дама держалась с холодным высокомерием, словно не замечая окружающего. Она была на вид очень моложава, хотя дети у нее были не маленькие. Старшему мальчику лет пятнадцать, второму года на два меньше, девочке лет одиннадцать.

— Софи, проходи в вагон! Ольга Львовна, разрешите, я помогу вам подняться на ступеньку! Позвольте вашу руку! — озабоченно хлопотал Космортов.