Когда наступает рассвет

— С того имения и началось, — сказал Проня. — Городской Совет решил отобрать вотчину и разделить среди нуждающихся. У них же лучшие луга и пашни вокруг Чова. Но кузьбожевский зять — офицер Горовой, эсерик недобитый — пошел жаловаться в уисполком. А там левые эсеры засели. Они верховодили в ту пору в уисполкоме. Ну ясно, что могло получиться: уисполком не разрешает. Наши кодзвильские, где больше голытьба живет, собрались ватагой, налетели на Чов, избили этого Горового, зачем тот сопротивляется, не дает делить земли своего тестя. Горовой снова в город. Его друзья из уисполкома послали милиционеров охранять имущество Кузьбожевых. Начальник милиции арестовал кое-кого из кодзвильцев. Народ узнал, разъярился. Собралось человек триста. Пришли в город и силой освободили арестованных, разоружили милиционеров.

— Ну и дальше что? — спросила Домна.

— Плохо могло бы кончиться, да из Архангельска на пароходе прибыл отряд красноармейцев. Отрядом командует военный комиссар Ларионов. В городе объявлено военное положение. Эсерики из уисполкома пытались с толку сбить Ларионова: дескать, народ против Советской власти поднялся. Ларионов, не будь дурак, потолковал с народом и понял, откуда ветер дует. Созвали чрезвычайное заседание городского Совета. Изгнали эсериков из состава уисполкома и ввели новых людей, которые за большевиков стоят. Только тогда жизнь в городе вошла в свою колею. Позавчера провели собрание сочувствующих большевикам. Постановили организовать партийную ячейку. Матрос Андрианов, представитель военно-речного контроля, проводил это собрание. У него я вроде в помощниках здесь. И я записался в партию! — закончил свой рассказ Проня и полушутя, полусерьезно спросил у Домны — А ты что, тоже в поисках тихой жизни приехала сюда? Прогадала, коли так рассчитывала.

— Нет, не ищу я тихой жизни. Но, признаться, такого не ожидала встретить.

— А теперь везде так, наверно! — рассудил Викул Микул. — Может, думаете, в нашем селе тишь и гладь да божья благодать? Какое там! Одни, вроде нас, новую власть подпирают, другие к старому гнут.

— Видела бы ты, как у нас тут уездный съезд Советов проходил! — сказал Проня. — Вот уж шумели. Постановили упразднить волостные земства, земскую управу! Чуть до драки не дошло. Съезд решил взыскать с городских купцов контрибуцию в миллион рубликов и на эти деньги закупить хлеба для голодающего населения. Купцы, известно, ерепениться начали, кое-кого в тюрьме пришлось подержать, чтобы спесь сбить. За неподчинение Советской власти посадили за решетку и самого Латкина. Знала его?

— Уездного агронома, что ли?

— Это он раньше был агрономом, а теперь главарь правых эсеров, возглавлял уездное земство.

— Знаю его! — Домна вспомнила, как Латкин с Космортовым приезжали к Гыч Опоню. — Пес он, хоть и гладенький с виду.

— Гладкий он, да вредный! — продолжал Проня. — Эти купеческие сынки все такие, зубами за старое держатся. Знаешь, куда он со своими сторонниками на съезде гнул? Потребовали отделиться, чтобы, значит, свое государство сделать. Да не вышло по-ихнему. А теперь у нас своя партийная ячейка, и подавно им ходу не дадим. Сила теперь на нашей стороне, за народом. А ты, выходит, думала — у нас тут тихая заводь? — рассмеялся Проня. Он вскочил на ноги, приподнял мешок Домны. — О-о! А еще одна ладилась идти. Уморилась бы.

— Не впервые мне котомку таскать! — отозвалась Домна, собирая свои вещи. — Тронулись, что ли? Вон и солнышко к закату уже пошло. Спасибо вам, дядя Микул, за угощение!

— Шагом марш! Только помоги мне руки просунуть в лямки. Ух ты! Не кирпичи ли уж везешь из Питера?

— Приданое свое! — рассмеялась Домна. Потом добавила уже серьезно: — Книги, журналы разные. Приохотилась я там читать.

— Это хорошо, — сказал Проня.

Они попрощались с Викул Микулом, Домна ласково потрепала за русые волосы его сынишку, и, оживленно разговаривая, они зашагали в сторону Вильгорта.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Тучи сгущаются

1

Прошло три месяца, как Домна вернулась из Петрограда в родные края. В трудной крестьянской работе и домашних хлопотах пролетело жаркое, но короткое северное лето. Наступил сентябрь, прохладный и сырой.

В один из таких осенних дней, в воскресенье, в Троицком соборе служба подходила к концу. Протопоп отец Яков, спеша закончить обедню, провозгласил многие лета, и прихожане стали подходить целовать крест. Среди них был и Гыч Опонь. Когда Гыч Опонь подошел к протопопу, тот поднес к его губам большой серебряный крест и, чуть наклонив голову, шепнул:

— Собираемся в сторожке. Но чтобы никто не видел…

Предупреждение не удивило Гыч Опоня. Усть-Сысольск жил тревожно и настороженно. В городе ввели осадное положение. Всякие сборища были запрещены, и Гыч Опонь в душе только похвалил протопопа за его предусмотрительность.