Торговец засеменил впереди незнакомца, болтаясь из стороны в сторону так, что тот почти спотыкался об него. Раздавая по дороге указания, Бейра богато лил сладкоголосую лесть знакомому. Вскоре явились прислужники с сорбетом, орешками и аппетитными сладостями. Незнакомец опустил с лица вуаль, изящно положив в рот пару орешков миндаля.
— Вижу, — лукаво начал Бейра, — жизнь милостива к тебе. С годами ты все лучше, а каким долговязым щенком был когда-то.
— Царской заботой, — улыбнулся мужчина.
— А уж, сколько лет прошло, не вспомню, с тех пор, как ты попал ко мне еще совсем юным. Я купил тебя не дешево, но продал еще…
— Заткнись! — оборвал незнакомец.
— А ведь ты должен быть до сих пор мне благодарен…
— Уймись, наконец! Свою благодарность ты сполна получил в золотых.
Отхлебнув пару глотков сорбета, незнакомец встал.
— Ну, где твой товар? Мне кажется, если я пробуду здесь еще, я начну вонять, как весь этот рынок.
Торговец поклонился и указал дорогу.
— Видишь, Бейра, — заметил мужчина, — теперь ты кланяешься мне и не стыдишься спрашивать о какой-то благодарности.
— Любимый евнух царя царей достоин, чтобы гнуть перед ним спину. Это почести самому царю.
Незнакомец поднялся на помост, где цепями были прикованы рабы. Он вновь закрыл лицо, словно мог этим защитить себя от запаха взбродившей мочи. Подойдя к мальчику лет восьми, Багоас остановился. Он рассматривал его долго, наклоняя голову из стороны в сторону, мерил взглядом, словно прикидывал что-то.
— Снимите тряпье, — потребовал покупатель.
— Сие мгновение, — засуетился Бейра.
Он цокнул пальцами, и треск рвущихся лохмотьев обнажил худощавое тело. Обмотав пальцы платком, евнух прикоснулся к подбородку раба, приподнял его, повернул в одну сторону, затем в другую.
— Он чистенький, — заметил торговец.
— Вижу.
Осмотрев все тело мальчика, Багоас особенно долго задержался взглядом на запястьях и щиколотках раба, затем потребовал, чтобы торговец раздвинул ягодицы мальчика.
— Порченый товар, — не то спросил, не то заметил мужчина.
— Помилуйте, боги! — воскликнул Бейра. — Это ж не девочка!
Багоас метнул на торговца молниеподобный взгляд.
— Разок, другой, что ему сделается?! — залепетал продавец.
— Разок?! Другой?! Это ты мне говоришь?!
— Клянусь всем…
— Не клянись, старый козел. Ахур-Амазда обрушит гнев на твою голову.
— Молчу, молчу.
— Я возьму его. Из него может выйти толк.
— Он дорого стоит, господин, — льстиво залепетал торговец.
— Не дороже тех денег, что я заплачу. Я знаю цену. К тому же, разок-другой дает хорошую скидку, и царь может ничего не узнать. Я позабочусь.
Осмотрев остальных мальчиков, Багоас устало заметил:
— Больше ничего стоящего. Возьму еще этих двоих, больше для веса, чем для дела.
— В чем разница? — заискивающе спросил Бейра. — Ты рассматривал его, словно дорогого коня. На мой взгляд, они все хороши.
— Твой взгляд слеп. Разглядеть в мальчишке танцора также непросто, как в слюнявом жеребце будущего великолепного коня. Разве видел ты во мне то, кем я стал теперь?
— О, да-а-а, — закивал головой торговец, но Багоас оборвал его.
— Дальше кончика своего мерзкого тонкого отростка ты до сих пор ничего не видишь.
— Зачем оскорбляешь меня, господин?
— Получаю удовольствие и, кстати, добавляй в сорбет побольше меда и кардамона.
Провожая покупателя, Бейра неопределенно заметил.
— Странное совпадение. Его тоже зовут Багой.
— Разве я спрашивал?
— Это я так, к слову. А ты не боишься, что он со временем затмит тебя?
Евнух резко обернулся. Торговец увидел сквозь туман платка его напряженную улыбку.
— Меня?! — Багоас вскинул голову. — Хотел бы я посмотреть! Ну, а коли так, я исправлю это заранее.
Глядя вслед гостю, Бейра прошептал:
— Знал бы, что ты такая дорогая подстилка, не продешевил бы тогда.
День кишел назойливыми мухами, сменяясь по ночам тучами комаров. Повозка хромала по одеревеневшей земле, кряхтя старухой на каждом ухабе. Мальчики жались друг к другу, обреченно ожидая конца путешествия. На каждом привале Багоас заглядывал в повозку, осматривая рабов. Лицо его не расставалось с надменным выражением, и он выглядел демоном ночи, разбуженным в неположенный час.
Еды было вдоволь, питья тоже, а по вечерам мальчикам приносили по глотку перекисшего терпкого кумыса.
Вавилон появился на горизонте тающим призраком. Наконец, крякнув в последний раз, повозка остановилась в тенистом саду. Истошный запах напоенной влагой разогретой земли, аромат изнеженных цветов и трели счастливых птиц были так не похожи на все то, что осталось за высокими стенами. Мальчики заворожено смотрели на легкий паланкин с атласными подушками, на который только что, покидая сад, возлег их новый хозяин.