Просторная комната с высоким решетчатым окном под самым сводом хранила уютную прохладу. На каменном полу располагались лишь несколько сенных лежаков, густо сдобренных клопами, и вазы для оправления естественных нужд. Двери плотно закрывались на засовы, и только дважды в день появлялась прислуга. Рабы молча выполняли свою работу, словно были глухи от природы. Ожидание продлилось недолго. Вскоре явился невысокий плотный человек с бритой налысо головой, облаченный в белоснежные одежды с золотой каймой, расшитой голубым бисером. Он внимательно и с долей брезгливости осмотрел каждого раба; заглянул в рот, уши, поковырялся в волосах, осмотрел задний проход и половые органы. Дав указания молодому помощнику, который тщательно записал все на пергаменте, посетитель удалился. Вскоре молодой человек вернулся в сопровождении еще двоих незнакомцев. Мальчиков обрили, заставили выпить какого-то зелья и, указав на широкие плоские вазы, объяснили, что все, что с ними будет происходить должно оказаться именно там. Весь вечер ни плотный человек, ни его помощник не появлялись. До утра, мучаясь в корчах, мальчики исторгались нечистотами, но на их крики так никто и не пришел.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Банный день опять сменился унылым одиночеством. Никто не появлялся, кроме рабов, что приносили еду и выносили отхожие горшки, но вскоре мальчиков по одному начали забирать и уводить куда-то. Они больше не возвращались, и, наконец, Багой остался один. Забившись в угол и моля богов о спасении, он передумал все, что только мог. Он даже решил, что его приятелей съели, и заплакал от страха. Ожидание оказалось недолгим. Вскоре пришли и за ним. Он испуганно шел по коридорам, пока не оказался в просторной светлой комнате. Его новый хозяин уже был там, вальяжно расположившись в широком плетеном кресле с небольшой скамеечкой для ног. Рядом сидел еще один господин, уже не слишком молодой, но все еще хранящий увядающую красоту черт.
— Вот то, о чем я тебе говорил, — обратился к незнакомцу Багоас.
— Ну, что ж, посмотрим. Пусть разденется и медленно пройдется.
Мальчик покорно повиновался. Он прошелся несколько раз, повернулся по просьбе в одну сторону, в другую, повторил движения, которые показал Багоас.
— Да, — довольно произнес незнакомец, — тебе удается раскопать в куче дерьма неограненный кусок, из которого выйдет великолепный камень.
— Вот и хорошо. Фрасибул огранит его сейчас. Он ведь непревзойденный мастер ювелирной резки, а ты, мой дорогой, заставишь после эти грани сиять.
— Вы уже решили, как лучше?
— Так, как любит царь.
— Думаю, это будет хороший подарок повелителю.
— Только смотри, — Багоас повысил тон, — не вскорми в нем змею на мою голову.
— Побойся! Я не бог, чтобы создать нечто, подобное тебе. Ты — лучшее из моих творений.
Слова последнего понравились евнуху, и чуть заметная улыбка коснулась краешков его губ.
— Фу, ну и жара! — возбужденно воскликнул вошедший человек, тот, что осматривал рабов в прошлый раз. — Я плавлюсь словно промасленный светильник. Ну, что? Приступим? Давайте взглянем, что у нас тут.
— Я понаблюдаю? Надеюсь, не помешаю тебе, Фрасибул? — поинтересовался гость хозяина.
— Не доверяешь? — ехидно хихикнул вошедший. — Не бойся. Не подпорчу. Вижу, нравится тебе?
— Слегка.
Фрасибул подал знак, и мальчик оказался распятым на широком столе, покрытом выбеленной холщовой простыней. Он испуганно забился, чувствуя, как кто-то зажимает его голову, вливая в рот приторно-теплый настой. В мгновение все поплыло перед глазами, очертания предметов смазались, ощущение тела исчезло, что-то отделилось от него и воспарило.
Багой невнятно почувствовал, как кто-то шлепает его по щекам, приподнимает веки и вновь шлепает. К горлу поднялась тошнота и исторглась, возвращая к сознанию. Вокруг суетились люди, омывали лицо, меняли простыни.
Плотный человек наклонился над лицом мальчика, заглядывая в глаза.
— Слава богам! Приходит в себя! — услышал Багой его высокий голос.
Еще нечетко, но он различил лица своего господина и немолодого гостя.
— Слишком нежный, — оправдывался плотный человек. — Я дал ему опия, как обычно! Не думал, что это будет слишком много для него.
— Моли богов, чтобы все обошлось, иначе, клянусь, я кастрирую тебя без опия.
Мальчик захлопал глазами, стараясь отогнать призрачную пелену. Он почувствовал, как кто-то накладывает влажные полотенца на лоб и грудь, потом почувствовал режущую боль в паху. Багой хотел пошевелиться, но понял, что руки и ноги его связаны.
— Все хорошо, малыш, — успокаивал немолодой гость. — Все уже позади. Через пару дней, ты все это забудешь.
Следующие несколько дней Багой почти не просыпался. Фрасибул опаивал его опиумом, терпеливо ожидая, когда подживут швы. После, сняв повязки и подведя Багоя к зеркалу, лекарь помял его худые плечи, довольно заметив:
— Посмотри, как все хорошо. Скоро вообще ничего не будет видно.
Мальчик взглянул на свое отражение и…