Когда наступает время. Книга 2.

— А счастливейший из царей тот, что, завоевав мир, увидит, как он процветает.

— Скажи, Птолемей, а когда ты понял, что хочешь править Египтом.

— Мне кажется, с рождения. Я влюбился в него еще в детстве.

— В детстве? — не понял Хранитель.

— Да. Я бывал здесь с отцом, когда был совсем мал. Заразившись Египтом тогда, я болею им по сей день. Я даже умолял Александра оставить меня здесь сатрапом, но он просил сопровождать его в походе.

— Стоило пройти полмира, чтобы вернуться сюда?

— Стоило. Я заматерел в битвах, постиг стратегии и тактики, понял многое в устройстве государств, чтобы после воплотить опыт здесь. Как мне кажется, вышло неплохо.

— Очень неплохо, — улыбнулся Хранитель. — Александр пройдет сквозь тысячелетия живым воплощением Александрии.

— Я давно живу на свете, — Птолемей мягко положил ладонь на плечо Хранителя, — и уже сам не верю, что когда-то, давным-давно, еще в тридцать первом году мы ступили на этот берег.

— Прости, мой фараон, — вкрадчиво поправил Хранитель, — тридцать втором.

— Да, ты, мой друг, стал не только философом, но и отменным биографом и математиком.

— Все, что касалось имени царя моего для меня священно. Жизнь его до первой встречи в Гиркании я собирал по крупицам.

— Истинный Хранитель, — улыбнулся Птолемей. — Хоть ты и сам все знаешь, позволь старику еще раз вслух прожить воспоминания. Я храню их, ибо, чем дольше живу, тем весомее они для меня. Жизнеописания Александра давно закончены, но я с радостью добавил бы в них то, что ускользнуло из моей памяти. Я — последний, кто прошел с Александром весь его путь от первого мгновения жизни до последнего вздоха. Всех, кто окружал его, перемололи жернова бесконечной войны, которую мы же сами и затеяли. Его жены и сыновья, его некогда сильные и мужественные полководцы превратились в тлен. Мы так ничего и не доказали друг другу и все, что смогли, это расколоть империю на четыре части и воевать, воевать и воевать. Я, сорвавший голос за Пердикку в споре, кто должен наследовать власть после смерти Александра, даже не мог себе представить, что через два года он найдет смерть здесь под Пелусием, сражаясь со мной. Кратер погиб в Каппадокии, в битве с Эвменом. Эвмен зимой семнадцатого года попал в руки Антигона и был казнен по его приказу. Антигон был убит в сражении с Селевком. Умирая Антипатр лишил своего сына Кассандра власти, которую он неприкрыто жаждал с рождения, и отдал регентство Полиперхонту. Так, воюя с ним, Кассандр допустил, чтобы Македония была захвачена эпирцами. Кассандру пришлось воевать на два фронта — в Греции с Полиперхонтом и в Македонии с Олимпиадой и эпирским царем Эакидом. Она проиграла ему и была казнена. Полиперхонт после запятнал себя убийством сына Александра Геракла в триста девятом. Сам Кассандр, разъяренный до предела, крепко взял греков в узду, разбив Полиперхонта. Его власть признали греческие города на побережье Адриатики, Эпир, Пеония и часть иллирийских общин. Потом он терял, восстанавливал свою власть в Греции, вновь терял, что-то отвоевывал, а потом окончательно уставший вернулся в Македонию и умер там. Помнишь, как сказал Александр? «Предвижу, что будет великое состязание над моей могилой». Так оно и вышло.

Птолемей замолчал, долго глядя в наплывающий закат.

— Постарели, видно, Мойры. Забыли про меня, старика, пропустили сослепу. Вот я и остался один. Последний. Сколько б я не теребил их, они никак не поймут, что нужно, наконец, и мою нить жизни перерезать…

— Не забыли, Птолемей. Ты стар и мудр, и жизнь твоя будет продолжаться, пока ты не свершишь все, что ждут от тебя боги.