Когда наступает время. Книга 2.

Последний вечер. Александрия. Хранитель поднялся на колоннаду Сомы (5). Город рыжел в растекающемся на горизонте солнце. Пять десятилетий мечта Александра высилась, ширилась, наполнялась жизнью, становясь достойным памятником величию его славы. Завтра Александрия станет для Хранителя воспоминанием, потому что, покинув ее, он уже не вернется никогда. Последний раз завтра солнце поднимется над Воротами Солнца, но он не увидит, как оно спрячется за Воротами Луны. (6) И гавань с молом и вскинутыми дугами мостов, и Фарос, стражем выступающий из воды, библиотека, Музейон, царский дворец, гранит и мрамор его стен, раскидистая тень пышных деревьев казались Багою родными, словно вросшими в его плоть. Но он готов был вырвать их из себя, аккуратно сложив свитками воспоминаний в свободном уголке души. Вся его жизнь уже давно была разложена там, перечитана и осмыслена. И теперь, вспоминая о каких-то годах, он словно осторожно стирал пыль времени со старых записей. Он уже стар. Осталось заполнить лишь одну, последнюю свободную ячейку, чтобы после закрыть навсегда дверь своей жизни.

* * *

Караван медленно подступал к зеленому островку Сантарии. Багой вздрогнул и открыл глаза. Несколько мгновений он пытался понять, что именно разбудило его, как вдруг услышал карканье. Во′роны. Три огромные птицы кружили над обозом, расчерчивая небо широкими кругами. „Они вновь приветствуют тебя, повелитель“, — прошептал перс, следуя взглядом за полетом птиц. — „Сын бога“.

Багой приветствовал Птолемея поклоном. Старый фараон жестом приказал охране оставаться на месте, а сам подошел к Хранителю.

— Быстро пролетело время, — произнес старик, окидывая взглядом высокую мощную стену. — Вернусь в Александрию и на покой. Все я сделал, ни к чему больше не годен, пора отбывать. Надеюсь, и ты готов к дороге.

— Я не еду, Птолемей. Моя дорога завершена.

Старик резко обернулся.

— Не едешь?! Как?!

— Мой царь здесь, и я останусь подле него.

— Но…

— Скажи, что я умер в дороге.

Птолемей не ответил, отвернулся и обреченно пошел к воротам. Он шел сквозь тень двухметровых стен медленно и обреченно, потом остановился, словно подбирая слова, но так и не решился ничего сказать. Хранитель бесшумно следовал за ним.

— Я воздам почести богам в храме и после пойду проститься с Александром, — произнес Птолемей низким упавшим голосом и, помолчав, добавил: — Значит, я остался один.

Багой терпеливо ждал на ступенях, пока македонец молился. Время медленно ползло тенью по стене, но перс не шелохнулся. Наконец, фараон вновь показался в проеме, и Хранитель понял по его лицу, что тот не смирился с ответом. В полном молчании они подошли к главным воротам усыпальницы. Мощные петли держали массивные деревянные двери, окованные чеканенным металлом. Два огромных льва охраняли вход в сердце усыпальницы, лоснясь на солнце отполированными гранитными мордами. Кольца в виде лавровых венков в их пастях выглядели печатями молчания. Почти черные от загара рабы в белоснежных схенти распахнули двери. Ступени струились вниз бесконечной вереницей. Внутри было тихо и прохладно. Багой наблюдал, как Птолемей медленно идет вдоль стен, рассматривая богатые барельефы. Пламя в светильниках оживилось, словно обнюхивало тонкие потоки свежего воздуха. Приглушенные оранжевые блики плясали по барельефам, оживляя фигуры, и они, словно шевелились, украдкой наблюдая за посетителями. Птолемей обошел зал и остановился перед тремя мраморными стелами. Надпись на центральной, чуть выступающей вперед гласила: „Александр. Амон-Ра. Во имя почтеннейшего Александра я приношу эти жертвы по указанию бога и переношу сюда тело, которое такое же легкое, как самый маленький щит, — в то время, когда я являюсь господином Египта. Именно я был носителем его тайн и исполнителем его распоряжений. Я был честен по отношению к нему и ко всем людям. И так, как я последний, кто еще остался в живых, то здесь заявляю, что я исполнил все вышеупомянутое ради него“. Стела справа хранила надпись: „Первый и неповторимый среди всех, который выпил яд, ни мгновения не сомневаясь“. Текст последней стелы говорил: „В этом районе проживают четыреста тысяч человек, сто тысяч служат в армии и тридцать тысяч солдат охраняют гробницу“.

За стелами в задней стене располагались несколько плотно закрытых дверей. Птолемей подошел и остановился возле одной.

— Дары, что хранятся здесь подлинные, — произнес фараон. — Мне скорбно признаться, что они стоили жизни такому количеству мастеров. Те, что остались в Александрии — лишь копии, и я молился все эти годы, прося богов простить меня. Эти вещи бесценны, и мне скорбно думать, что со смертью моей они могут погибнуть или затеряться в истории. Я богато одарил семьи, но тяжесть, что лежит на моем сердце, не стала легче. В другой комнате хранятся доспехи Александра… Да-а-а. Они еще хранят в себе огонь его гибриса…

— Не продолжай, Птолемей, — прервал его Хранитель. — Я и так знаю, что ты скажешь.