Когда наступает время

Он обернулся. Хищный птичий взгляд сверкнул из-под сдвинутых бровей. Ненависть вспыхнула пламенным отблеском, словно метнулась из темноты ущелья и вновь ушла вглубь, чтобы тлеть там до случая.

- Наверное, муж скорее простит измену жене, чем ты Александру.

- Он был мне другом. Во всяком случае, говорил об этом. И, знаешь, Птолемей, я верил. И долго. А когда появился этот наследыш обнищавшего рода, знаешь, что произошло? Я не только перестал быть Александру другом, но и сделался  предметом  насмешек для Гефестиона.

- С тех пор прошло четверть столетия, а ты все вскармливаешь в себе обиды детства.

- Обиды детства?! – вскричал Кассандр, со злостью отшвырнув кубок. – Нет, Птолемей! Это не обиды детства! Это то самое оскорбление, что не забудется и в десятом колене! Я не могу жить! Я не могу спать! Он – как червь точит меня изнутри!

- Тихо. Тихо. Успокойся. Я все понимаю.

Кассандр упал в кресло, откинув голову на резную спинку.

- Ты знаешь, как я уважаю тебя, - продолжил он, но голос подернулся дрожью. – Ты – самый мудрый среди всех. Но одного я никак не могу понять, как у тебя хватает терпения сносить все это?

- Сносить что?

- Он ведь признает в тебе родство, почему тогда ты столь незначительно продвинулся по службе?

- О, Кассандр, здесь ты не прав! Ты что думаешь, было бы лучше, чтобы он наградил меня какой-нибудь сатрапией на задворках империи? Нет, друг мой! В мои планы это не входит. Пусть лучше меньше теперь, зато будет больше потом. Ты ведь согласен? – Птолемей уставился на друга, лукаво улыбаясь самыми краешками губ.

- Ох, Птолемей! Мне бы твое терпение. Ты как многоумный Одиссей знаешь, куда идешь и, в итоге, переживешь всех!

- Верно. Пирог порезан, и не наша то беда, что остальные не удосужились отмерить  себе куска по зубам. Лучше скажи, как там Антипатр?

- Как старый лис чует неладное.

- И хорошо, что чует, значит, в голые руки не дастся.

- Ждать благодарности от Александра, это то же, что вешаться, лишь бы проверить крепость веревки. Он напоминает мне самку здорового паука, что вместе с добычей пожирает собственного самца, позабыв, зачем привлекала его, а потом переваривает, исторгая из себя объедки.

- Ничего. У нас еще есть время повернуть дорогу в нужную сторону.

Кассандр довольно улыбнулся. Тело его обмякло и, успокоено сложив на животе руки, он произнес:

- Наверное,  человечество вряд ли припомнит еще один такой день, когда несчастье может сразу случиться с кучей правителей.

- Потеряв тень, не долго потерять и себя, - согласился Птолемей.

-  Автократор Греции, царь Македонии, божественный фараон Египта, царь Персии, да и вообще всех мыслимых и немыслимых сторон света…

- Не все так плохо, - подыграл ему Птолемей.- Думаю, культ мумии божественного трупа сможет отчасти утолить столь великое горе.

В знак союза мужчины сцепили пальцы рук, посмотрели друг на друга и после засмеялись, подавляя, однако, бурное веселье, столь неуместное в объявленном трауре.

• * *

Александр сильно изменился. Дворец кишел  докторами, созванными со всех краев света, роился прорицателями, копавшимися чуть ли не в  испражнениях  царя в надежде узреть в них  будущее, но он все равно выглядел больным и угасающим. Дела государства тяготили его, и он постепенно перевалил их на плечи Пердикки и Эвмена, лишь изредка глядя в бумаги безучастными глазами. Сомнения настолько овладели его сознанием, что царь уже с трудом принимал решения.

Странная и неожиданная смерть Дрипетиды, не  задержавшаяся  после ухода Гефестиона окончательно сломила Александра, и он слег. Его почти прозрачная тень с темными дуплищами на месте глаз и едва волочащая ноги появлялась лишь в узком коридоре, ведущим в глубокое подземелье. Оттуда, из небольшого зала, убранного великолепным древним шелком, доставленным специально из Суз, и освещенного ярче солнечного дня, слышались почти со звериным воем стенания и плач. Массивный саркофаг, сработанный из цельного ствола тысячелетнего кедра и увитый золотой чеканкой, хранил в  меду нетленное тело Гефестиона.

Покидая траурный зал, царь волочил изболевшееся тело в свои покои, закрывался там и пил, пил до тех пор, пока не валился, уже не  находя сил подняться. По городу поползли слухи о нездоровье и даже смерти Александра. Чем дальше по окраинам слышались рассказы очевидцев, тем богаче они становились, изобилуя подробностями. Воины роптали, в армии начались потасовки. Ситуация требовала принятия жесткого решения, гетайры созвали военный совет, требуя присутствия царя.

Слово взял Пердикка: