Все самое страшное, что могло произойти произошло. Умер Гефестион. Как нельзя изменить прошлое, так нельзя предотвратить будущее. Они сходятся в одной точке, в одном времени, в своем диком стремлении друг к другу. И не всегда возможно пережить настоящее. Гефестион умер. Это никогда не будет прошлым, не станет будущим, это всегда останется настоящим. Смерть делит мир пополам, между воспоминаниями и тоской, между радостью и отчаяньем, между жизнью и существованием. Жизнь замыкается в окружность, всякий раз возвращаясь к одному и тому же – Гефестион умер.
Александр… Эта человеческая тень, прозрачная, серая и есть повелитель мира? Это сгорбленное существо некогда преклоняло народы? Эта безмолвная пустота наполняла собой империи? Невозможно поверить…
Склонясь над телом друга, он платит сейчас свою цену за каждую отнятую жизнь, за каждую сломанную судьбу, за каждую разбитую надежду. И цена велика, непомерно велика даже для него. Это все равно, что разорвать свое тело, переломать кости, содрать кожу, вырвать душу, убить чувства, потерять зрение и слух. И если после этого выжить, то можно понять, чем сейчас был Александр.
Вавилон – царица мира с гордо вознесенным венцом зубчатых башен, цепляющих резвое солнце, мудрая выщербленными временем морщинами-трещинами выгоревших стен, юная и задорная веселым смехом горожан и переливами трелей небывалых птиц, гордая в величии своего существования и заласканная любовью обитателей, распутная и целомудренная… Так было всегда. Всегда, но изменится теперь. Прибившаяся полубезумная старуха, покинутая возлюбленными в своем горе, она будет испуганно озираться пустыми глазницами бойниц, пряча обезфлагленные беззубые кости башен, словно посрамленная и нагая, падшая и черная от горя. Последний повелитель, последний хозяин, обладатель презреет ее, бросит к ногам погибшего соперника, воздвигнув для него погребальный пьедестал на ее еле дышащем теле. И он взметнется в блеске золота и пурпура, вознося свое божество. Померкнут великолепные ворота Иштар, сгорбится храм божественного Мардука, сойдутся и станут узкими просторные улицы… Боги промолчат, не решаясь гневаться, и лишь удивленно воззрят на того, кто бросит им вызов. В бессмертии нет жизни, ибо как испытать то, что не может отнять смерть?
(1) Левкополоя – несущаяся на белых конях.
(2) Деметра – Критская Рея изображалась нередко в виде женщины с головой лошади. Явление ее по ночам в таком виде не сулило ничего доброго и являлось вестником гибели.
(3) Знак огненного колеса – изображение, пришедшее из Индии – крест с загнутыми концами, заключенный в круг. Если концы загнуты противосолонь ( налево), колесо может катиться по движению солнца (посолонь), что несет добро. Если концы креста отогнуты в обратную сторону, колесо покатится противосолонь ( против движения солнца), что принесет беду и несчастье. Маги изображали танцы черного колдовства, двигаясь противосолонь, тем самым накликая несчастья.
ГЛАВА 3.
К ВАВАЛОНУ.
Кассандр соскочил с лошади и взбежал по дворцовым ступеням. Мрак проема поглотил его фигуру, но вскоре темный силуэт вновь замаячил в тусклом свете полупогасших светильников. Быстрые шаги македонца глухо отдавались в пустых коридорах. Покои Птолемея находились в дальнем краю дворца, Кассандр прямиком направлялся туда. Сонная охрана едва успела подтянуться, не ожидая появления позднего гостя.
- Птолемей! – окликнул Кассандр, но ему никто не ответил.
Потоптавшись в ожидании, македонец отправился на поиски друга. Наткнувшись впотьмах на что-то, Антипатрид услышал звон опрокинутой посуды.
- Тьфу ты, Аидово царство! – выругался он. – Шею сломать не долго!
- Слыша грохот, не трудно догадаться, что ты уже здесь! – послышался веселый голос Птолемея. – Кассандр, дружище!
Массивные ладони сына Лага стиснули плечи друга.
- И тебе здоровья, Лагид!
- Проходи, располагайся. Сейчас крикну, чтобы масла подлили. Хоть рассмотрю тебя как следует.
Птолемей подвел Кассандра к креслу.
- Что за мрак? Сидите как кроты по норам!
- Понимаешь, Кассандр, - Птолемей лениво скривил губы, - траур у нас.
- А что, разве Александр в Вавилоне?
- Пока нет, но скоро прибудет. Похороны своего «я» здесь назначил.
- Это так на него похоже, с трупом по свету таскаться.
- Кассандр, ты когда-нибудь все-таки отравишься собственной желчью. Гефестион умер, а ты все никак не успокоишься. Пойми ты, наконец, он у-м-е-р.
- Знаешь, Птолемей, я ждал этого всю жизнь, а радоваться не могу. Ну, не могу, и все!
- Почему?
Кассандр ответил не сразу. Птолемей всматривался в его лицо. Глубокие впадины глаз с беспокойными мечущимися зверьками, тонкий нос с изломом, память о детских спорах, борода, придающая солидную фундаментальность худому лицу. Птолемей отметил и в этот раз, что Кассандр нервно кусает губы, складывая их досадным изломом.
- Он и мертвый, - голос Кассандра дрогнул низко и глухо, - никогда не оставит меня в покое.