Когда наступает время

- Наверное, так и должно было случиться, - сказал он как-то отвлеченно. – Как нужно ненавидеть Александра, чтобы так жестоко убить его. Я знаю почти наверняка, чья это рука.

- Это не рука бога, но человека.

- Не одна здесь рука, - Пердикка уже говорил сам с собой.

Он отрешенно встал и побрел к двери, все еще глядя на табличку. «Вот она власть человеческая в оправе алчности». Его пальцы с силой сдавили табличку, сминая изображение, словно он хотел стереть  этот знак, выпавший человеческой судьбе.

* * *

Солнце взвилось над горизонтом и повисло расплавленным диском на обесцвеченном небе. Духота сгущалась и становилась почти вязкой. Гефестион сидел в кресле на балконе, глядя на пыльную завесу, поднятую промчавшимися вдали лошадьми. Она плотно закрыла собой холмы, и лишь небольшие участки едва просвечивались в истончающихся, словно потертых оконцах.  Он вновь чувствовал  приступы боли, нарастающие, перебивающие дыхание и затем отступающие. Он хватал ртом воздух, стараясь отдышаться, капли пота  бисером проступали на лбу, и все повторялось сначала. Гефестион  с такой силой стискивал зубы, хороня внутри рвущийся крик, что глаза покрыла сетка лопнувших сосудов.

- Тебе опять нехорошо? – голос Александра упал, заставляя Гефестиона вздрогнуть. – Что с тобой? Ты весь мокрый.

- Ничего особенного. Твой мед разогрел кровь, и мне просто нестерпимо жарко. Говорю тебе, я однажды помру от этого пойла.

- Давай я помогу тебе лечь и распоряжусь, чтобы пригнали фалангу рабов с опахалами.

- Я, пожалуй, действительно лягу. Духота клонит в сон. А ты разве не собираешься на игры?

- Не хочу. Все так не вовремя.

- Помилуй, Александр. Ты не можешь не пойти. Кто кроме тебя будет судить соревнования? Сегодня же последний день игр. Твое отсутствие оскорбит всех. Империя и так вынуждена делить тебя со мной. Не гневи богов, царь.

- Разберутся без меня, а с богами я как-нибудь договорюсь.

- Если причина только в том, что ты не хочешь оставлять меня одного, я сейчас же соберусь и пойду с тобой. Так решатся все проблемы. Ты сможешь одновременно судить игры и нянчить своего хилиарха. Вот войско развеселится.

- Что за бред ты несешь?

- А ты? Оставь мне Багоя. Он посторожит, чтобы никто не умыкнул меня во время сна.

- Багоя? – лицо Александра вытянулось от удивления.

- Ну да. Он позвенит своими бубенцами, пока я буду засыпать, а после, думаю, подробно расскажет тебе сколько раз я перевернусь во сне с боку на бок, рыгну и всхлипну.

Александр недоверчиво смотрел на друга.

- Не смотри на меня так, - улыбка звякнула в голосе Гефестиона. – Я не шучу.

- Я подумаю. Когда вернусь, тогда и поговорим.

Александр дружески потрепал друга по волосам.

- Отдохни пока.

Александр вошел в свои покои. Гефестион спал, положив на глаза руку. Покрывало сползло, обнажая плечи. Ровное тихое дыхание плавно расправляло грудь, заставляя шелковый блик скатываться к животу и вновь вздымая его. Царь смотрел на друга и чувствовал, как забытое за последние дни спокойствие возвращается вновь.

- Если хоть одна муха взмахом крыла потревожит сон хилиарха, я прикажу распять всю дежурную охрану - шепотом сказал Александр начальнику караула. Тот лишь молча кивнул в ответ, невольно втягивая в плечи шею.

Александр сделал несколько шагов, затем вернулся  и сказал, откинув назад голову:

- Я не шучу.

- Да, мой царь, - начальник караула ссутулился, сделавшись совсем маленьким.

Багой скользнул в царские покои, сел в углу и замер, ожидая, когда Гефестион проснется. Солнце обшарило резные ставни, воровато просовывая в дырочки узкие пытливые лучи. Стаи  пылинок лениво поблескивали, окрашивая стрельчатые потоки многоцветными огоньками. Гефестион пошевелился, отворачивая голову, но настойчивый луч просачивался сквозь ресницы, заставляя  открыть глаза. Какое-то время македонец лежал неподвижно, но вскоре потянулся к колокольцу.

- Ты что-то хочешь, Гефестион? - спросил Багой, устремляясь к ложу.

- А-а-а, ты здесь! Александр не побоялся, что в его отсутствие я тебя съем?

- Не думаю, что ты преодолеешь столь великое отвращение.

- Верно, не преодолею. Однако, я голоден. Эта еда для беззубых старух не придает сытости. Вызови ко мне повара.

- Я не вызову. От Александра было распоряжение не давать тебе ничего, кроме меда с молоком.

- Что-о-о? Ты, видно, не бережешь свою шкуру, раз осмеливаешься перечить мне!

- Моя шкура стоит немногого, поскольку не принадлежит мне. Я раб.

- Верно говоришь. Наконец-то я слышу слова разумного человека. А раз так, давай сюда повара. Я разберусь с Александром сам, без твоих указаний!

Дрожащий невысокий человек с темной прокопченной кожей и масленичными  глазами распростерся ниц перед ложем хилиарха.

- А, Измаил, - смягчив голос, произнес Гефестион, - наконец-то. Теперь у меня появилась надежда не помереть с голоду. Думаю, цыпленок сможет утолить мою грусть.

- Лучше съешь меня живьем! – взмолился кашевар. – Только так я избегну гнева царя!

- Я не настолько голоден, чтобы пережевывать твою усохшую тушку.

- Беды  не избежать, - запричитал старик, почти касаясь губами пола. – Лучше бы мне вообще не родиться.