Когда не горят костры

Интересно, когда Омела шутила: когда говорила о жертвах или о том, что их приносят лишь в самую короткую ночь?

Чтоб больше не поддаться здешним чарам (что они подмешали в курильницы у домов?!), он взглянул на деревню глазами Хель.

И тут же пожалел об этом.

Для них не существовало темноты и преград – даже сквозь грубые стены, укреплённые диким камнем, он различал смутные силуэты людей. И оборванный шлейф их виртуальных аватар, словно их с мясом вырвали, оставив лишь кровящую рану. Гарм едва сдержал рык, рвущийся из горла, – рык ужаса, а не гнева. Он никогда не слышал о том, что можно так разделить человека, отрезать его от Биврёста, если он однажды к нему подключился.

Секта, верное слово.

Говорить ни с кем не пришлось. Одна дорога вела сквозь деревню, и всё больше и больше огней горело вдоль неё, и всё слаще и слаще становился их запах. Голова от него кружилась, а зрение причудливо искажало абрисы домов. Только виртуальные тени оставались ясными и чёткими, только они позволяли Гарму цепляться за ускользающий рассудок.

Огни разбегались в стороны и замыкались в кольцо на небольшой площади, утоптанной в камень. Посреди неё высился неровный обломок скалы – и откуда притащили? Что-то нереалистичное, что-то грозное было в его очертаниях, и в то же время что-то манящее.

И у него не было проекции в виртуальной сфере.

Гарм сморгнул, огляделся глазами для живых. У самого подножия сидел старик, тонкокостный, высушенный, словно вросший в скалу, – не получалось разглядеть, где заканчивается его хламида и начинается камень. По бокам скалы стояли огромные медные жаровни, и огонь в них бросал резкие тени на острое лицо с носом-клювом и отражался в ясных, не по-стариковски зорких зелёных глазах. Рыжие всполохи ложились на волосы, меняясь от золотистого до ярко-красного.

Старейшина.

– Приветствую, путник. Садись у огня, от кручин отогрейся. Какая печаль тебя привела в дом мой укромный?

И голос его оказался не под стать возрасту – плавный, тягучий, с медовой горчинкой. Веки налились тяжестью, и колени подломились, а старая, давно зарубцевавшаяся рана на сердце разнылась, кровью норовя всю боль выплакать. Склониться бы, опустить голову старику на колени и говорить, говорить, зная, что тебя понимают, внимают твоей горечи со спокойствием и принятием, деля ношу вдвое.

Не потому ли Омела так жаждет назад, даже зная, что всё здесь – дурманящий морок куда более лживый, чем любая симуляция виртуальной реальности?

Гарм встряхнулся, сжал кулаки. Голос слушался плохо:

– Мои приветствия, древо обманов. Я пришел от Хель, чтобы узнать, чего она жаждет и что старые асы обманом укрыли от моей госпожи.

Лицо старика даже не дрогнуло, но огонь в медных чашах зашипел и прижался к земле, исходя струйками дыма, белёсыми в ночной черноте.

– Что же, давно не звали меня именем этим. Ответь мне, пёс Хель, для кого же ты просишь?

Гарм замялся, пристально изучая старика. Все инстинкты вопили о том, что старейшина опасен, требовали бежать прочь, пока Гарм не превратился в слюнявую болонку, готовую хвостом мести от восторга. Он вспомнил Хель, вспомнил Омелу, которая тряслась, как наркоман, рядом с домом, рядом со спасительной дозой любви и понимания – вот она, руку протяни, да нельзя, не даётся.

Не лучше ли ей вообще к ним не возвращаться?

Но он пёс и слуга. И раз Хель желала этой сделки, он разобьётся, но поможет девчонке выполнить её условия.

– Я спрашиваю для Омелы, одной из твоей… паствы.

Едва уловимая усмешка скользнула по губам старика.

– Омела могла б и сама прийти и мне поклониться. Но решение её уважаю. Садись, расскажу, что ей в поиске этом поможет.

Он едва заметно шевельнул узловатыми пальцами, и огни вокруг него потухли. Тут же исчез сладковатый запах, и в голове прояснилось. Гарм ссутулился, подумал и всё же сел на землю, напротив старика. Под языком чесалось слово, которое всё никак не хотело прозвучать, облечь смутные подозрения в ясную холодную истину.

– Ведомо мне, где асы хранят, что от смерти укрыто. Власти их нет там, ибо погибель там для бессмертных – или для тех, кто за спиной свою душу носит.

Гарм растерянно сморгнул. Волосы на руках встали дыбом от вспыхнувшего раздражения – что за игру старик затеял? Загадками говорить вздумал?!

– А можно яснее? Координаты на карте или точный адрес? И что вообще отыскать надо?!

– Дубу метели клинков размышлять не пристало, – теперь в голосе старика сквозила неприкрытая насмешка. – Солнца яснее слова, очевидна подсказка.

С гортанным рыком Гарм вскочил на ноги, вцепился в шею старика:

– Хель послала меня за ответами, и она обещала, что ты скажешь всё! Продолжишь ребусами говорить – отправлю к её трону, с ней объясняться!

Не желая сносить насмешки, Гарм рванул старика вверх, припугнуть и встряхнуть, но мышцы на руках вздулись, а старейшина ни на дюйм над землёй не поднялся. И только тогда Гарм заметил, что даже во тьме волосы у старика рыжие, словно огонь.

– Я буду рад приветствовать дочь в её тёмных чертогах. Жаль, не тебе оковы сломать, что наковальни не знали.